— Это Лалвен, моя сестра, и одна из лучших командиров в моем воинстве, — вмешался Финголфин, когда неловкая пауза излишне затянулась. — Ты не встречал ее, когда бывал в Барад Эйтель, потому что она гостила у родни в Дортонионе.
— Рада познакомиться с тобой, Хадор, — Лалвен улыбнулась, и голос у нее оказался мелодичным и звонким, словно серебряные колокольчики. — С днем Середины Лета!
Хадор мысленно ругал себя за глупость и растерянность, но наконец все-таки пожал руку девы. Осторожно взял ее изящную ладонь в свою, будто опасался навредить. Но ее тонкие пальцы оказались на удивление сильными, и Хадор едва не поморщился, почувствовав себя так, будто его кисть сжали стальные тиски.
Он пригласил гостей в дом, где уже накрыли стол для пира, но сам — не явно, а украдкой — все поглядывал на сестру короля. Она оказалась не столь тонкой, как прочие эльфийки, но не менее грациозной. Заметно ниже своего брата, но выше многих мужчин из народа эдайн. В ее движениях сквозили уверенность и стать, подходящие скорее воину, чем знатной даме, и Хадор дивился этому. А позже, уже за столом, заметил он и другое: великолепной работы кольца украшали ее пальцы, но не носила она обручального. Так, значит, она еще и свободна? Как могло статься, что до сих пор нет мужа у прекрасной эльфийки столь высокого рода? Или не встретился ей еще достойный?
— В восточной части гор Митрима и в Эред Вэтрин вы найдете железо, серебро и медь. Тем из вас, кто станет добывать металл, стоит переселиться в предгорья. К тому же, тамошние леса…
Покончив с приветствиями и здравицами, Финголфин принялся говорить о делах, но Хадор не слишком внимательно его слушал. Советы о том, как обустроиться на новом месте, были весьма полезны и своевременны. Именно сейчас, наладив простой быт, эдайн могли бы осваивать земли дальше. Но слова короля отпечатывались где-то в глубинах памяти Хадора, и он надеялся, что в свое время вспомнит их. Он лишь пил и кивал с умным видом, а при этом старательно улучал момент, чтобы вновь и вновь окидывать взглядом Лалвен, а самому оставаться незамеченным и не казаться грубым. А та весело беседовала с его дружиной и то и дело смеялась, и смех ее звенел под сводами дома Хадора, подобно музыке.
— Тебе бы выйти на свежий воздух, — посоветовал Финголфин, когда взгляд Хадора сделался совсем рассеянным, и адан кивнул невпопад. — Вечер только начался, а хмель, как вижу, уже ударил тебе в голову.
— Да, верно, — спохватился Хадор. — День Середины Лета и должно отмечать под открытым небом. Идем же!
Мысли и впрямь слегка путались, а движения сделались неловкими. Хадор уже знал, что эльфу нужно выпить куда больше, чем человеку, чтобы опьянеть, но не мог же он приказать, чтобы гостям наливали вино, а его обносили. Впрочем, подняться он смог, даже не пошатнувшись, а вечер, хоть и летний, дышал прохладой, так что на улице действительно стало легче.
На площади горели костры, танцевали эдайн, лилась музыка. Лалвен вышла следом и некоторое время прислушивалась к мелодии и наблюдала за незамысловатыми движениями кружащихся вокруг костров людей. А затем подошла к Финголфину и потянула его за руку, увлекая за собой на площадь.
— Железо, леса и торфяные болота никуда не денутся, — заявила она, — а вот праздник скоро закончится.
Финголфин не противился, и в его глазах тоже плясали искорки веселья. Но Лалвен заметила и Хадора, который снова не мог отвести от нее взгляда и даже глупо приоткрыл рот. Истолковав все по-своему, она и его повела за собой к самому большому костру.
Тем временем один парень, немногим старше Хадора, вышел из общего хоровода и, примерившись, прыгнул через костер, пролетев над пламенем и приземлившись с другой стороны. За ним прыгнули, взявшись за руки, юноша и девушка.
— Зачем они это делают? — спросил Финголфин.
— Есть у нас такое поверье, — начал Хадор.
Чтобы говорить складно, требовалось немало сил. Хмель не до конца еще развеялся, а от прикосновения Лалвен адан чувствовал себя снова пьяным, но иначе. Однако он ни за что не выдал бы своих чувств.
— Если прыгнуть через костер, то в огне сгорит все дурное, что есть в человеке, и всякий груз спадет с его души. А если прыгают влюбленные, то сгорят все обиды и ссоры между ними.
— Красивое поверье, — Лалвен отпустила Хадора и хлопнула в ладоши. — Можно и мне прыгнуть?
— Конечно, — отозвался Хадор и едва не добавил: «Со мной».
И она легко перепрыгнула через огонь, вспорхнув над ним белой птицей. А потом она танцевала и нечасто оказывалась рядом с Хадором, но так только проще было наблюдать за ней. Она кружилась, и ленты в ее волосах взлетали и падали. Эльфийка казалась совсем юной и беззаботной — но сколько ей было лет? Несколько веков? Несколько тысяч? А сейчас она не выглядела старше девушек из эдайн. Но вот задрался широкий рукав платья, обнажив руку по локоть, и Хадор заметил темные шрамы на молочно-белой коже — такие остаются от дрянного оружия Морготовых тварей.
Вот они какие, эльдар. Многое способны пережить, но боль и горести не гнут их к земле, не серебрят волосы сединой, не забирают радость из их душ. Но не завидовал им Хадор, а, наоборот, тянулся к ним. Станешь с ними рядом — и будто сам сделаешься и сильнее, и чище, и лучше.
Небо темнело, загорались на нем первые звезды, но эльфы и люди плясали и веселились до самого рассвета. А назавтра, уже днем, настало время для воинских состязаний, где всякий мог показать удаль и силу. И Лалвен явилась в штанах и простой белой рубахе, только расшитой по вороту серебряной тесьмой, с забранными назад и заплетенными в тугую косу волосами. И смеялись поначалу мужи из народа Хадора, но потом смеяться перестали и подивились. Никто из них не обращался так умело с мечом и щитом, никто не метал копье так далеко и точно. Все противники уступали Лалвен, а кто же видал, чтобы дева сражалась так хорошо? Лишь брат и племянник превосходили и ее. Впрочем, от тех двоих Хадор и не ждал другого, ведь их слава гремела по всему Белерианду.
И чем дольше смотрел на нее Хадор, тем больше думал о том, что если не повстречала леди Лалвен еще достойного мужчину — то не ему ли уготована судьба стать тем достойным?
***
На празднике, конечно же, не сказал Хадор ни слова о том, что задумал, а решил осенью явиться в Барад Эйтель с богатыми дарами и посвататься к леди Лалвен.