Маркс восхваляет независимость английского крестьянина до того, как произошли великие огораживания: «С другой стороны, капиталистическая система требовала униженного и почти рабского положения народных масс, превращения их в наемников, а средства их труда — в капитал». Ленин пишет в статье о Марксе для российской энциклопедии: «Если, наконец, мы хотим понять отношение марксистского социализма к мелкому крестьянству ⟨…⟩ мы должны обратиться к заявлению Энгельса, выражающему взгляды Маркса: „обладая государственной властью, мы и не подумаем о том, чтобы насильно экспроприировать мелких крестьян… Наша задача по отношению к мелким крестьянам состоит прежде всего в том, чтобы их частное производство, их собственность перевести в товарищескую, но не насильно, а посредством примера, предлагая общественную помощь для этой цели“»[64]. Что ж, если бы они стали свидетелями того, как обращались с русским крестьянином от их имени в течение последних пяти лет, Маркс, вероятно, разнес бы Хайгейтское кладбище, а Ленин — Мавзолей. Негодование, вызванное таким обращением, было столь горьким и широко распространенным, что Сталин, по крайней мере временно, положил этому конец. Это достижение не социализма, а государственного капитализма, как признают русские. Маркс изо всех сил старался указать на то, что капиталисты всегда склонны поглотить друг друга. «Наряду с постоянно уменьшающимся числом капиталистов… растут нищета, угнетение, рабство, деградация, эксплуатация». Подходит ли такое описание для России, где число капиталистов сократилось до одного? Если да, то каков будет результат?
Либо разгневанные донельзя крестьяне воспротивятся попыткам превратить их в пролетариат, в этом случае они будут постоянно не в ладах с коммунистической аристократией городов, и классовая борьба продолжится, подтверждая эволюционную теорию Маркса. Либо подчинятся безрадостной безликой эксплуатации со стороны властей, взамен на начальное образование и радиовещание. Теория Маркса либо умрет от бесклассового истощения, либо получит потрясающее подтверждение в последующем восстании экспроприированных против единственного великого экспроприатора — государства. Обе альтернативы могут потревожить нынешнюю власть. Большевики сделали ставку на пятилетний план. Если его выполнят успешно, в стране появится чисто промышленный пролетариат в достаточном количестве, который можно будет содержать и нанимать на работу без ответной неприязни, вызванной принудительными мерами. А пока вся страна живет в напряжении, как человек, борющийся за жизнь. Подобная обстановка не способствует поиску объективной истины или созданию великих произведений искусства, но заставляет действовать и дает пищу для размышлений.
(3) Ленин и его соратники с самого начала признавали, что преданность их политико-экономической системе зависит в конечном счете от общего принятия сопутствующей ей философии теми, кто способен мыслить хотя бы элементарно. Пытаясь заручиться этой поддержкой, они лицом к лицу столкнулись с самым слабым звеном в их тщательно выкованной цепи порабощения личности — фактически, настолько слабым, что образовалась брешь. Чтобы устранить недостаток, они проявили изобретательность, заслуживающую всяческих похвал. Вот только ухищрения, к которым они прибегают, яснее ясного раскрывают совершенно ненаучный характер их философии.
Сторонники диалектического материализма, как называет их Ленин, рассматривают мир только как совокупность явлений, подлинность которых подтверждается проверками их ощущений. Религия для них — отрава. Она отвлекает внимание и силы человека от общества, в котором он живет, служение Богу — несомненно, признак политического и общественного застоя. Эта точка зрения довольно разумна и, за редким исключением, с ней нетрудно согласиться или, в конце концов, ее понять. Однако материалисты — сами жертвы яростной и глупой ненависти к древним верованиям и непременным атрибутам, которые символизируют, возможно в самой примитивной форме, поиск человечеством главной истины и, следовательно, препятствуют распространению Нового Евангелия. Эта ненависть, доходящая почти до безумия, мешает провести независимое исследование и докопаться до причин, почему религия существует и существовала всегда. Они, как страусы, не смогли признать, что религия удовлетворяет врожденную человеческую потребность.
64