– Да, три сестры – это не шутка. – Эллиот покачал головой. – Но ведь они должны радоваться, как же иначе? Наверняка придут в восторг. С ног собьются, помогая брату быстрее собраться в дорогу.
– Для человека, имеющего собственных сестер, ты настроен чересчур оптимистично, – сухо возразил Джордж. – Неужели и правда считаешь, что все трое радостно усядутся на подоконник, чтобы посмотреть, как навсегда уезжает единственный брат? А потом, словно ничего не произошло, отправятся пить чай? Куда более вероятно, что сестрицы тотчас начнут штопать носки, шить полдюжины новых рубашек и… найдут миллион других полезных и бесполезных дел. Разве не так?
– Черт возьми! – Эллиот нервно забарабанил пальцами по колену. – Изо всех сил стараюсь не думать о том, что сестрицы могут оказаться препятствием. Да уж, что-что, а мешать женщины умеют. Какой простой и легкой стала бы жизнь без них! Порой явственно ощущаю тягу к монастырской жизни.
Джордж взглянул на друга недоверчиво и расхохотался.
– Знаю одну весьма миловидную вдову, которую подобное решение повергло бы в глубокий траур и безысходную тоску, – наконец произнес он. – Это если не принимать во внимание всех незамужних светских дам моложе сорока. И их матушек. Кстати, не ты ли вчера заявил, что в следующем сезоне вплотную займешься выбором невесты?
Эллиот недовольно поморщился.
– Ну да, было дело, – неохотно согласился он, на мгновение перестав барабанить, но тут же возобновив стук с новой силой. – Что же, монастырь, конечно, продолжает задумчиво призывать в свои объятия, но ты прав: чувство долга заглушает негромкий голос святой обители, вещая зычным голосом моего деда. Накануне Рождества он взял с меня слово… и, разумеется, был абсолютно прав. Пора жениться, и в этом году я непременно это сделаю, причем не дожидаясь дня рождения. Тридцать лет, доложу тебе, отвратительная штука!
Предвкушая счастливое событие, виконт снова нахмурился, а пальцы забарабанили еще быстрее.
– Лучше и не думать, – отмахнулся он.
Особенно после того, как дед счел необходимым подчеркнуть, что миссис Анна Бромли-Хейс, постоянная любовница Эллиота на протяжении вот уже двух лет, никоим образом не подходит на роль жены. Не то чтобы он и сам этого не понимал. Анна была красива, сладострастна и невероятно искусна в любовных утехах, однако и до Эллиота у нее насчитывалась длинная вереница любовников, причем некоторые из них пользовались ее благосклонностью еще при жизни супруга. Анна не скрывала свои романы, а гордилась ими. И конечно, намеревалась в будущем умножить число побед.
– Что ж, отличное известие! – одобрительно воскликнул Джордж. – Учти, если уйдешь в монастырь, то секретарь тебе больше не понадобится, и я потеряю выгодную работу. Такой вариант меня не устраивает.
– Хм. – Эллиот наконец-то снял ногу с подлокотника и опустил на пол, но тут же снова задрал – на сей раз на колено.
Думать об Анне не хотелось. Они не виделись и – что еще важнее – не ложились в постель с самого Рождества. Срок немалый. Он давно понял, что мужчина не создан для воздержания – еще одна причина заглушить призывы монастыря.
– Три сестры скорее всего будут сегодня на балу, – предположил Джордж. – Разве сэр Хамфри не говорил, что поедут все, включая собаку, или что-то в этом роде? Возможно, и мальчишка тоже.
– Слишком мал, – возразил Эллиот.
– Не забывай, что мы в глухой деревне, – напомнил друг, – вдалеке от светских веяний. Готов держать пари, что он явится.
– Если полагаешь, что это обстоятельство заставит меня изменить решение, то глубоко ошибаешься, – упрямился Эллиот. – Видит Бог, я вовсе не собираюсь говорить с ним о деле на глазах у всех деревенских сплетниц!
– Но ведь можно выманить парня на улицу, – стоял на своем Джордж. – И сестер тоже. Кроме того, старина, подумай сам: красиво ли не пойти на бал после того, как сэр Хамфри Дью так старательно ухаживал за тобой, едва услышал о твоем приезде? Сам явился, чтобы пригласить нас, и даже предложил сопровождать и представить каждому, кто заслуживает чести.
– Разве я плачу тебе за то, чтобы ты стал моей совестью? – ехидно поинтересовался Эллиот.
Однако Джордж Боуэн ничуть не смутился, а всего лишь усмехнулся.
– Но как же, черт возьми, он обнаружил, что мы здесь? – Эллиот уже успел раздуть тлевшую в душе искру раздражения. – И в деревню, и в эту гостиницу мы приехали меньше двух часов назад, да и о приезде никто не знал.
Джордж поднес руки ближе к огню, энергично потер ладони, а потом решительно повернулся к двери в свою комнату.
– Мы в деревне, Эллиот, – подчеркнуто повторил он. – Здесь новости разносятся по ветру, прилипая к каждой травинке, каждой пылинке и к языку каждого человека. Наверняка последняя посудомойка уже знает, что ты в Трокбридже и упорно, хотя и напрасно, стараешься отыскать хоть кого-то, кто еще не слышал об этом грандиозном событии. А скоро все точно так же узнают, что сэр Хамфри Дью пригласил тебя на бал в качестве личного гостя. Так неужели ты посмеешь всех разочаровать и остаться в номере?
– И снова неправильное местоимение. – Эллиот многозначительно воздел палец. – Все услышат не только обо мне. Есть еще и ты. Так что отправляйся и развлекай здешнее общество, как считаешь нужным.
Джордж сердито прищелкнул языком и открыл дверь в свою комнату.
– Я всего лишь слуга, – заметил он, – хотя в новом месте и мог бы показаться интересным, особенно если бы приехал один. Но ты, Эллиот, виконт, а значит, на общественной лестнице стоишь на несколько ступенек выше самого сэра Хамфри Дью. Всем покажется, что Бог сошел на землю. – Он немного помолчал, а потом усмехнулся: – Кстати, по-валлийски слово «Бог» произносится точно так же, как фамилия нашего любезного баронета. И все же ты знатнее его, а для сонной деревеньки это не шутка. Здесь небось еще ни разу не видели виконта и даже не мечтали о невероятной чести. Так неужели откажешь людям в радости лицезреть собственную особу? Как знаешь, а я удаляюсь, чтобы облачиться в вечернее одеяние.
Джордж весело рассмеялся и закрыл за собой дверь.
Эллиот сердито посмотрел вслед.
Они приехали сюда по делу. Причем по крайне неприятному делу. После долгого изнурительного года, в течение которого жизнь перевернулась с ног на голову и вывернулась наизнанку, Эллиот надеялся вскоре освободиться от самого раздражающего обязательства из всех, которые возложила на его плечи смерть отца.
Виконт никак не предполагал, что отец умрет так рано. Ведь отец отца до сих пор жил и здравствовал, да и вообще в течение многих поколений все мужчины в роду Уоллесов славились завидным долголетием. Эллиот надеялся, что еще многие годы сможет радоваться жизни и наслаждаться свободой светского повесы, не обремененного никакими серьезными обязательствами.
Однако обязательства свалились на голову внезапно, не спрашивая согласия, словно выскочили из-за куста, как в детской игре.
И теперь уже никуда от них не деться.
Отец умер постыдно и унизительно, в постели любовницы. В свете это обстоятельство, конечно, вызвало многочисленные пересуды, сплетни и шутки. Впрочем, матери Эллиота леди Лингейт было вовсе не до смеха, она, как и все вокруг, давно знала о неверности мужа.
Лишь один Эллиот ничего не знал.
Наряду с долголетием мужчины их рода прославились склонностью иметь не только законную жену и законных детей, но и постоянную любовницу, также дарившую потомство. Связь деда закончилась лишь десять лет назад, со смертью любовницы, оставившей после себя восьмерых детей. Отец оставил на стороне пятерых, каждый из которых по завещанию получил достойное содержание.
Никто не мог обвинить Уоллесов в том, что они не заботятся об увеличении численности населения королевства.
У Анны детей не было – ни от него, ни от кого-нибудь другого. Эллиот подозревал, что шалунья знала надежные способы защиты, и откровенно радовался похвальной искушенности. Прочие пассии также предусмотрительно воздерживались.