Со временем он привел свое хозяйство в порядок, все вычистил, вывез навоз. С тоской посмотрел на сиротливо чернеющее поле, которому в этом году не суждено быть вспаханным и засеянным. Пообещал самому себе, что на следующий год вспашет обязательно. Тось пока не знал, как он это сделает, но точно знал, что должен. Иначе нельзя, зарастет сорняком так, что потом никаким плугом не провернешь.
Зато во дворе вскопал весь огород и сделал грядки. Может, и не так аккуратно, как делала мать, но все равно. Главное ведь рассаду посадить, так?
Первым человеком, с которым Тось пообщался после зимы, был деревенский пастух. Перед тем, как выгонять скотину, тот обходил все дворы, зашел и к нему. Они обговорили количество скота и плату, после чего Тось выложил на стол три круглые серебряные монеты. Хотя жаба душила с ними расставаться, но это была необходимая трата, и он смирился. Кроме того, пастух сделал неожиданное предложение насчет земли. Оказывается, среди деревенских были желающие взять ее в аренду за часть урожая. Тося это предложение удивило, он задумался, но через некоторое время отказался. После того, как деревенские вольно обошлись с его скотиной, ему было попросту страшно. Вот сейчас возьмут его поле, засеют, а потом скажут: это наша земля. Доказывай потом. И хотя, само по себе предложение было заманчивым, Тось решил сначала оглядеться, посмотреть, как с ним будут общаться, а потом уже принимать решение. В конце концов, в этом году еще и озимые можно посеять.
Потихоньку теплело, весна сменилась летом, в лугах поднялась трава. Народ стал собираться на покос. Тось тоже начал собираться. Само собой, это дело было слишком важным, чтобы он мог позволить себе обижаться дальше. Без сена ему никак.
Зажав гордость в кулак, он вышел ранним утром со двора и пошел вместе со всеми на луга. Коса приятно оттягивала плечо, а вокруг вроде бы никто не удивился его присутствию, и это было хорошо. Тось еще раз порадовался про себя, что не побежал жаловаться и просить помощи, а повел себя как настоящий мужик. Пусть все видят, что он справился и выжил несмотря ни на что.
Правда, из-за возраста его в первый день поставили рядом с бабами и подростками, но на это Тось решил не обращать внимания. Так всегда делалось, да и за мужиками ему все равно не угнаться, так чего позориться.
В полдень малышня начала таскать холодный квас, к Тосю тоже подошла девчонка лет семи и протянула запотевшую кружку. Он кивнул, принимая. Пока он пил, она стояла рядом и смотрела на него, склонив голову.
— А правда, что ты лентяй? — вдруг спросила она.
— Чего? — от неожиданности Тось поперхнулся квасом.
— Ну, говорят, ты такой ленивый, что не хотел зимой ездить за дровами и сломал забор.
Тось застонал про себя. Ну, сволочи!
— Пошла отсюда! — Тось сунул девчонке недопитую кружку. Не хватало еще оправдываться перед этой соплей.
Она взяла кружку, но уходить не торопилась.
— А правда, что ты скотину не любишь и никогда не убираешь?
— Пошла отсюда, я сказал!
— А правда, что тебя мамка от проезжего колдуна нагуляла? А правда, что ты ее за это сжег?
На скулах Тося заходили желваки, а на кулаках побелели костяшки.
— Я кому сказал, пошла вон, паразитка мелкая! — зашипел он, замахиваясь.
Нет, бить он ее не хотел, только напугать, чтобы убралась. Но девчонка решила иначе и с ревом понеслась к матери.
— Ма-ама-а! Он меня хотел стукнуть!
Мамаша подхватила ревущее белугой чадо.
— Ах ты, изверг! Дитя же малое, несмышленое! Люди, да что ж такое делается-то, а?!
К Тосю с разных концов поля побежали люди. Он растерялся, не зная, что делать. Неожиданно сзади кто-то ударил по голове, несильно, скорее обидно. Тось обернулся и залепил напавшему подростку, который был чуть младше его самого, звонкую плюху. Тот хотел ответить, но вокруг Тося уже собралось слишком много желающих пустить кровь, чтобы ему это позволили.
Тося били человек пятнадцать, наверное. Парни, женщины, подростки. Он сначала пытался отбиться, но где там. Его снова ударили по голове, а когда упал, продолжили молотить ногами. Хорошо еще, что было лето, и все ходили босиком, иначе пришлось бы совсем худо. Отмутузив, бросили на самом солнцепеке. Умирать, наверное.
Но Тось не умер. Повалявшись какое-то время, пришел в себя, поднялся, взял косу и пошел домой. Отношения с деревней, еще толком не родившись, приказали долго жить.
А вопрос, где брать сено, так и остался открытым.
Это лето запомнилось Тосю бесконечной усталостью. Он работал, как проклятый. Полол и поливал свой немаленький огород, а как только выдавалась свободная минута, брал Орлика и отправлялся косить. Косил он везде, где только можно. В лесу, по обочинам дороги, обкашивал поля, но ни разу не зашел на те луга, где косила вся деревня. Все они для него умерли окончательно и бесповоротно.