Следующие пару дней Тось был очень занят, заканчивая работу над рвом и заполняя его водой, и потому совсем забыл о поднятом черноборце. А когда вспомнил и, ломая голову, как все-таки наказать придурка, приказал отмереть, то его удивлению не было предела. Всего два дня пребывания в полной неподвижности сделали из буйного и непокорного предводителя черноборцев жалкого раба, готового буквально лизать сапоги своего хозяина. Этот бывший во всех смыслах человек был готов на все, лишь бы его не заставили снова замереть. Тось, конечно, не отказал себе в удовольствии покуражиться над поверженным противником, однако делал это очень не долго. Стало жалко идиота, да еще и в памяти всплыло, что читал когда-то об опытах, которые ставили древние некроманты на своих поднятых. Оказывается, самыми страшными пытками для подопытных считались не боль и издевательства, а всего лишь полное лишение возможности двигаться и воспринимать внешний мир. От чувственного голода у них вскоре начинались галлюцинации, а через пару-тройку дней их разум окончательно погружался во тьму.
Тось, все еще пребывая в странно-равнодушном состоянии, тем не менее, ощутил отголосок вины за невольную жестокость. Однако вина была не настолько сильной, чтобы простить и упокоить сломавшегося черноборца. По мнению Тося, он не заслуживал прощения, как не заслуживали его погибшие от его руки дядька Снасий, кузнец Вахар и остальные краишевские мужики, которых он отправил на тот свет. Все, кто предают или пытаются убить, не заслуживают ничего, кроме ненависти, Тось уже давно это для себя решил. Даже Мира, единственная, кого он любил на этом свете, тоже не заслужила прощения за свое предательство. Воспоминание о том, что произошло между ним и его молочной сестрой, вызвало у Тося некоторое подобие настоящих чувств — небольшой всплеск ненависти, стыда и очередной отголосок чувства вины. Правда, за них тут же пришлось расплатиться приступом дикой головной боли, от которой хотелось завыть, как голодному волку.
Морщась от рези в глазах, Тось небрежным жестом отослал пленного черноборца к Фаравию, чтобы тот допросил и приставил к делу. Раз уж такой экземпляр оказался в их распоряжении, следовало извлечь из него максимальную пользу.
Это решение принесло неожиданные плоды. Сломанный черноборец, которого звали Лютеций, оказался очень и очень образованным человеком. Он знал много такого, чего не знали не только недоучившийся в университете Тось, но и получившие отличное образование инквизиторы. Вскоре в арсенал Тося и его поднятых перекочевало огромное количество атакующих и защитных заклинаний такой мощи, что это здорово повысило Тосеву уверенность в завтрашнем дне. А еще Лютеций выложил ему массу сведений о необычных возможностях использования некромантского дара, о которых Тось не только не знал, но даже предположить не мог. Например, при определенных условиях он, оказывается, мог любого человека превратить в оборотня и заставить себе служить. А еще материализовывать призраков, вызывать демонов, травить реки, насылать мор на скот, уничтожать урожай на корню и еще много интересных вещей. После постройки дома и окончания работы над рвом Тосю все равно было нечем заняться, и он решил поэкспериментировать.
Неожиданно это увлекло его. И, поскольку чувств у него теперь почти не осталось, а ум, как ни странно, стал даже острее, Тось открыл в себе недюжинный талант исследователя. Правда, первое время ему частенько мешали — то и дело перед воротами появлялись всякие проходимцы, потрясающие мечами и артефактами, и норовили причинить ему вред той или иной степени тяжести. Проходимцы были разными и действовали по-разному. Использовали всякие амулеты с сюрпризами и боевые заклинания, о которых Тось никогда раньше не слышал, нападали группами или в одиночку, однако результат их усилий был весьма скромным — они сумели всего лишь нанести кое-какой вред жилищу Тося да порешить несколько его поднятых. Упокоить же самого некроманта кишка у них оказалась тонковата. В конце концов, почти все из них, кроме совсем уж испорченных в процессе боевых действий, пополнили собой его коллекцию зомби. Помня о том, какой клад обрел в лице поднятого им Лютеция, Тось не собирался лишаться дополнительного источника знаний.
Проблему с их повиновением он теперь решал очень просто — всего лишь приказывал очередному поднятому проходимцу замереть и ставил, как статую у себя в коридоре. К середине лета у него уже набралась целая коллекция самых разнообразных представителей борцов со злыми черными некромантами. Среди полутора десятков черноборцев и сыновей Войта Справедливого затесалась парочка эльфов, три гнома и даже один дроу. Хотя, что Тось плохого сделал этому темному эльфу, почитающего Хельфа своим покровителем, некромант так и не выяснил. Дроу, когда ему приказали отмереть и вызывали на беседу, упорно хранил молчание по этому поводу, хотя на все другие вопросы отвечал довольно подробно. Можно было его заставить, но Тосю не хотелось этого делать. После пары недель пребывания в виде статуи, все бывшие враги и так, как правило, начинали общаться с ним с большим желанием. И их отношение к своему хозяину потихоньку менялось от презрительного и ненавидящего до весьма почтительного. Конечно, соглашаться на сотрудничество наиболее ярые борцы со злом пока не спешили, но молодой некромант только криво усмехался про себя, зная, что это всего лишь вопрос времени. Он-то видел, какими глазами они смотрели на него, когда он произносил очередной приказ: «Замри, но дыши, смотри, слушай и осязай!», опять превращая их в статуи после короткого разговора. Они даже не понимали, насколько он милосерден, позволяя им нюхать воздух, закрывать и открывать глаза, слушать доносящиеся до них звуки и ощущать кожей тепло или холод. А ведь мог бы лишить не только движения, но и всего этого богатства.