С тех пор эта мысль не давала ему покоя.
Тось теперь часто подбирал дохлых насекомых, заставлял их двигаться и показывал Мире.
— Мир, смотри, похож?
Она качала головой и смотрела на его творения с отвращением, которого Тось тоже не понимал. Чем они ей не нравятся? Он решил, что это потому, что насекомые, которых он берет, дохлые, а некоторые еще и поломанные, и решил брать свежих. Сначала у него ничего не получалось, но как-то раз неожиданно вышло перехватить контроль над тельцем летящей стрекозы, и на какое-то мгновение он погрузился в мир резко сокращающихся мышц, стремящихся к ним жизненных соков и так быстро поднимающихся и опускающихся крыльев, что за ними не успевает человеческий глаз. Он ощутил ее ритм, ее дыхание, посмотрел на мир ее глазами, и полет получился у него правильно. Такой, какой нужно, даже Мира не отличит. Обрадовавшись, что наконец-то добился своего, он тут же потерял контроль, и отпущенная стрекоза плавно спланировала вниз. И неподвижно замерла, скукожившись на листе толокнянки. Но Тось не расстроился. Он уже знал, что делать. Потренировавшись какое-то время, чтоб наверняка, он показал свою очередную стрекозу Мире, надеясь, что она восхитится и оценит.
Но она, во-первых, сразу же обо всем догадалась, а во-вторых, восхищаться не стала.
— Зачем ты сделал это, Тось? — спросила она, с грустью глядя на летающую вокруг них стрекозу.
— Что это? — не понял Тось.
— Ну, она же была живая….
— А сейчас она что, мертвая? — удивился он. Заставил подлететь стрекозу поближе и посадил к себе на палец. Специально выбирал побольше и покрасивее, чтобы понравилась сестренке.
Оба с восхищением уставились в ее огромные переливающиеся глаза. Мира смотрела на то, как они с Тосем в них отражаются снаружи, а Тось смотрел на себя и сестренку изнутри стрекозы — на два нереальных силуэта в нереальном мире.
— Раньше внутри была она, а теперь ты, — попыталась объяснить то, что не понравилось, Мира.
— Ну и что? — не понял Тось.
— Что будет, когда ты ее отпустишь?
— Она упадет.
Тось вышел из стрекозы, показывая, как это будет, и та, плавно кружась, опустилась на землю.
— Вот, видишь!
Мира присела на корточки рядом со стрекозой и взяла ее в руки.
— Она уже не полетит.
— Почему не полетит? — с некоторым усилием Тось снова взял под контроль стрекозу и заставил взлететь. — Полетит, если я захочу!
Так они в тот раз и не поняли друг друга. Загадочное это промелькнуло между ними на стрекозиных крылышках, а они только удивленно переглянулись и тут же забыли о нем, начав какую-то новую игру, в котором понимание между ними было таким же естественным, как дыхание.
В следующий раз этот вопрос встал ребром, когда им было около восьми лет. Тогда Мириному котенку сильно ушибли дверью задние лапы, и она возилась с ним, причитая, что бедняжка никогда больше не сможет ходить. Родители подшучивали над ее горем, а Тось переживал, только не за котенка, а за нее, что опять расстроится и будет реветь. Его самого котячья беда почти не задевала. Сможет этот кусок меха бегать по двору или навсегда останется прикованным к подстилке под крыльцом, Тосю было решительно все равно. Ну жалко немножко, конечно, но этих котят всегда хоть пруд пруди. Подумаешь, сокровище. К тому же он-то знал, что всегда сможет заставить делать хромого кошака все, что угодно, стоит только захотеть. Правда, кошак был намного крупнее стрекозы, но принцип-то все равно один и тот же. Тось даже посматривал на него особым, оценивающим взглядом, прикидывая и примериваясь. Любопытство уже начинало жечь внутренности, но попробовать он пока не решался. Это же был Мирин котенок.
Прошло несколько дней, до отказа наполненными разговорами о несчастном больном, и всем, даже Мире стало ясно, что лучше бедному зверенышу уже не станет. Несмотря на уход, пушистый бедняга сильно похудел, стал вялым и скучным. Его мамаша-кошка, вероятно, почувствовав, что он умирает, к нему почти не подходила, и только Мира не сдавалась, меняла подстилки, повязки на больных лапах и по десять раз на дню пыталась влить ему в рот молока. Обычно у нее хорошо получалось выхаживать всякое зверье — щенят, козлят, поросят — родители даже удивлялись, как это у нее так выходит, но этот мохнатый дурень упрямо шел к смерти, невзирая ни на какие старания. Мира глотала слезы, когда брала его в руки, а Тось готов был прибить за такое долгое умирание. Сдох бы уже побыстрее и не мучил никого. Миру своими перебитыми лапами, а самого Тося любопытством, получится, если он попробует сделать с ним это или нет. Один раз он так увлекся, прикидывая, как будет управлять кошачьим тельцем, что неожиданно для него самого котенок вдруг вскочил и побежал по двору. Мира сразу поняла, в чем дело.