— Минутку, господин Улибе, — нахмурился Релат. — Если я вас оскорбил, то примите мои искренние извинения. Но вы должны заверить меня, как бы это ни звучало, что когда человек вашего положения интересуется судьбой простой судомойки, то слияние душ под луной — здесь не главное.
— При всей моей искренности, дон Бернат, будь она даже простой судомойкой, это было бы правдой.
— И кто же она, по-вашему?
— Помните ли вы, как шесть лет назад…
— Шесть лет назад, уважаемый, казначейства ее величества еще не было в помине — сухо напомнил де Релат. — Но кое о каких важных событиях я помню прекрасно…
— Это был год кончины нашей бывшей королевы и ее чада. Первое лето чумы, дон Бернат.
— Начало времен великих потрясений, — покачал головой казначей.
— Один из членов свиты ее величества, зная, что беда надвигается на нас из Сарагосы, отправил жену и дочь к своему кузену, одному из благороднейших виконтов Кардоны.
— Я слышал об этой истории, мой господин. Однако, насколько мне известно, все его имущество во время переезда бесследно исчезло, и о нем никто никогда больше не слышал! Судя по всему, они скончались во время переезда, и скорее всего из-за чумы.
— Как знать… Все возможно. Также возможно, что их убили в дороге из-за золота, которое у них наверняка было с собой. — Говоря это, Улибе нетерпеливо расхаживал по комнате. — Я обнаружил одного из их пропавших слуг — несчастного труса, который утверждает, что их всех убили разбойники. Он клянется, что избежал смерти лишь благодаря помощи Божьей, ибо приступ почечной колики заставил его сойти с экипажа прямо в разгар переезда. — Улибе остановился и с любопытством посмотрел казначею в глаза. — Ребенка звали Кларой.
— Эта та самая девушка, напомнившая вам пропавшую малышку? Знаете, господин Улибе… Клара — это, прямо скажем, не такое уж редкое имя.
— Не сказал бы, дон Бернат, — согласился Улибе. — Хотя у нее тоже темные глаза, волосы и смуглая кожа, но ведь прошло целых шесть лет. Она могла быть маленькой Кларой, старше и уже совсем другой, сильно изменившейся. — Он сложил руки на краю стола казначея и подался к нему. — Я помог ее отцу ее найти. Я готов поклясться, что она и в самом деле еще жива. Вне всяких сомнений.
— Сколько ей было, когда она исчезла?
— Насколько я понимаю, семь или восемь лет.
— Как же она могла оказаться в барселонском приюте? — удивился казначей. — Если на них напали по дороге, то ее, несомненно, продали, а не отдали монахиням.
Улибе покачал головой.
— С ней много чего могло после этого произойти. Например, отвезли в Барселону, чтобы продать в рабство и угнать за границу.
— Возможно, — кивнул де Релат, — но вряд ли. Почему бы не поверить в рассказ этой девочки? В королевстве сейчас бродит множество сирот и брошенных детей. За многими девочками присматривают монахини, ну а большинство из них даже не знает, кто их отец.
— Поэтому работорговец может спокойно явиться к так называемому «уважаемому гражданину» с предложением приобрести свободную христианскую служанку, присланную ему из монастыря? Независимо от происхождения. Подумайте, насколько это может быть для него опасно. Будь она на попечении бестолкового отца-алкоголика, что не дурак пошарить по чужим карманам, и матери-шлюхи, а работорговец предложил бы за нее сущие гроши, я бы поверил в это с куда большей готовностью.
Казначей призадумался.
— Весьма здравая мысль, господин Улибе. Мы выясним у сестер о ней все, что можно. Особенно если деньги на ее имя до сих пор находятся у них. В данном случае наказание для продавца и покупателя будет одинаково тяжелым. Столь радикальные меры могут быть осуществлены лишь в результате прямого похищения. — В его голосе появилось раздражение.
— В таком случае, если она и есть та самая пропавшая Клара, мы должны прямо сейчас что-то сделать!
— Думаете, осталось так мало времени? — усомнился де Релат. — Потому что, если это…
— Когда я оставил ее у бенедектинок в Сан-Пере, одна из монахинь воскликнула: «Ну почему эта малышка Клара!» Да, она не должна была так поступать, ибо, согласно вере, дала обет молчания, но я все понял… Полагаю, это происходило в старом монастыре Клары.
— Это вполне возможно, — кивнул де Релат.
— И это означает, что я должен забрать ее оттуда как можно скорее. Самое позднее — к вечеру.