— Недолго. Возможно, год или два, — ответил, позевывая, Исаак.
— Представляю, — мечтательно сказала Ракель, — какая верность ее памяти.
— Это и делает его таким странным, — сказала Юдифь.
— Странным? В каком смысле, дорогая?
— Исаак, ты же наверняка должен был о нем слышать, — напомнила Юдифь. — Он видит порок в женщинах повсюду, даже пару месяцев назад уволил за это одну из своих служанок. Бедняжка никогда ни о чем дурном не помышляла, и если бы не мастер Понс, сейчас бы оказалась на улице.
— Это верно, — кивнула Ракель. — Мне доводилось слышать о нем истории в том же духе. Но почему мужчина, любивший одну женщину, относится с такой ненавистью ко всем остальным?
— Он никогда не любил это жалкое маленькое создание, — пояснила Юдифь. — Она была хорошим приданым, только и всего. Все это знали, неважно, что он говорит сейчас.
— У твоей матери память самая вредная для всего, что меняет ход истории, — печально заметил Исаак.
— От чего она умерла? — спросила Ракель.
— Не от чего. Просто исчезла, — пояснила Юдифь. — Начать с того, что она никогда не отличалась здоровьем, и постепенно ей становилось только хуже. И теперь он относится ко всем женщинам так, как относился к своей жене.
— Твоя мать несколько преувеличивает, — примирительно сказал лекарь. — Но я буду рад, когда к нам вернется Юсуф. Мне не нравится брать тебя с собой в дома подобных пациентов. У него особый дар для ложных обвинений. Кстати, о Юсуфе! Его преосвященство получил письмо от сеньора Улибе.
— И как там наш мальчик?! — вскочила Юдифь с половинкой груши в одной руке и ножом — в другой. — Сеньор Улибе написал, что с ним все в порядке?
— Нет, моя дорогая. С Юсуфом все в порядке. Господину Улибе требовалось обсудить с Его Преосвященстовм совсем другой вопрос и заодно он упомянул о Юсуфе.
— Он выглядит достаточно приятным человеком, — сказала Ракель. — Хотя слишком спокойным и не поддающимся определению.
— Его помощник и друг только что умер, — сказал Исаак.
— Конечно, — кивнула Ракель. — Когда Юсуф отплывает на Сардинию?
— Завтра, — оказал ее отец.
— Интересно, получим ли мы от него какую-нибудь весточку, прежде чем он вернется? — грустно сказала Ракель, раздраженная и вот-вот готовая расплакаться. — Или не вернется.
— Прекрати думать о таких вещах! — негодующе сказала Юдифь. — Я слушать этого не хочу. — Жесткий ответ Ракель был прерван появлением мальчика, позвонившего в колокольчик, висевший у калитки и попросившего мастера Исаака.
Прежде чем сторож Ибрагим успел пересечь двор, Исаак принялся звать Джуду.
— Мастер Исаак! — сказал, мальчик у ворот, когда его наконец впустили во двор. — Вы должны быстро пойти со мной. В нашем доме лежит человек. Он бредит, как сумасшедший, а хозяйка говорит, что если мы не позовем доктора, то к утру он умрет.
— Отчего он умирает? — спросил Исаак.
— Не знаю, господин, — покачал головой мальчик. — Хозяйка мне ничего не объяснила.
— Я должен знать, какие лекарства мне с собой брать, — терпеливо объяснил посланцу лекарь. — Отчего он бредит? Его ударили по голове? У него лихорадка?
— Это рана у него на руке, — сказал мальчик.
— Тогда тебе понадобится хирург.
— Нет, это старая рана с гнойными язвами. Та, что он получил несколько дней назад. У него лихорадка, мастер Исаак, он то принимает меня за свою мать, то за брата и Бог его знает за кого еще!
— Исаак, ты даже толком не поужинал, — запротестовала Юдифь.
— Дорогая, я ем ровно столько, сколько нужно взрослому мужчине, — отмахнулся Исаак. — И теперь кому-то нужна моя помощь. Ракель, посмотри, что там у нас в корзине, замени то, что мы потратили днем. Пусть Джуда приготовит к нашему возвращению фонарь, кремень и сталь.
— Хорошо, отец, — быстро кивнула Ракель, тут же позабыв о своих горестях.
Мальчик привел их в старую корчму у реки, которая находилась чуть снаружи северных ворот города, где он работал подавальщиком в трактире, конюхом, поваренком, посыльным и кем угодно еще, помимо готовки, сбора денег за еду и выпивку, а также занимался обслуживанием постояльцев и их лошадей. Деньги были, настолько редким чудом в его существовании, что, казалось, он даже толком не знал, что с ними делать. В ту ночь в корчме был лишь один постоялец, лежавший в душной мансарде.
— Хозяюшка, нам понадобится свет, — сказала Ракель.
— Могу я спросить госпожу, для чего свет слепому? Вы знаете, во что мне обходятся свечи?
— Я точно знаю, сколько они стоят, — кивнула Ракель. — И я должна быть в состоянии видеть. Какой был смысл нас звать, если мы не сможем работать? Так что несите свечи. Три штуки, и сразу же.