— Я должна уйти отсюда и работать, — кивнула Клара, вспоминая бледную тощую кухарку в материнском доме… то есть в бывшем доме ее матери…
— Не стоит так пугаться, дорогая. Этого не произойдет прямо сейчас. Ты пробудешь с нами еще несколько месяцев, а тем временем мы подыщем тебе работу получше. А пока мы тебя научим кое-каким вещам, и ты поможешь нам присматривать за малышами.
Глава 1
— Могу ли я полюбопытствовать, чем вызвано беспокойство Вашего преосвященства? — Лекарь Исаак стоял на пороге кабинета епископа Жиронского, слегка касаясь плеча своего ученика.
— Входите, мастер Исаак, — улыбнулся епископ. — Ничто не беспокоит. Хвала Господу нашему, тело мое здорово, да и личные заботы не одолевают. Ничего пока не случилось… но может случиться…
— Мой господин, следует ли мне подождать снаружи, пока я не понадоблюсь? — с готовностью предложил Юсуф, ибо, несмотря на природную склонность к любопытству, уже успел побывать свидетелем такого количества диспутов на политические и философские темы между этими двумя весьма уважаемыми им людьми, что почти утратил интерес к каким-либо дискуссиям.
— Нет, Юсуф, — покачал головой Беренгер. — Ты в самой гуще этих событий, поэтому тебе лучше остаться. Сказать по правде, ты и есть источник, если не сама первопричина этого беспокойства.
— Я, Ваше преосвященство?! — воскликнул Юсуф, с тревогой глядя на своего покровителя. — Что же такого я натворил?
— Сейчас узнаешь, — махнул рукой Беренгер и позвал: — Бернат! — В тот же миг из соседней двери в кабинете появился его личный секретарь Бернат са Фригола. — Принеси мне те письма от дона Видаля. — Маленький францисканец исчез и, почти тотчас же появившись вновь со свитками документов, принялся раскладывать их по порядку на столе Его преосвященства. На стол легли три листа лучшей изготовленной в Жироне бумаги, покрытых письменами. Они были еще из тех запасов, которые дон Видаль де Блан, аббат Сан-Фелиу, а ныне — временный прокуратор его величества, захватил с собой в Барселону, отправляясь туда на королевскую службу.
— Письма, Ваше преосвященство, — почтительно пробормотал Бернат.
— Прочти нам отрывок из последнего — насчет Юсуфа.
— Слушаюсь, Ваше преосвященство, — отозвался Бернат. — «В отношении доминиканца, излеченного от злокозненной лихорадки вашим лекарем и мальчиком-арабом, Юсуфом. Как я и опасался, молодой человек имел беседу с отцом Сальвадором, который ныне поднимает вопрос относительно статуса Юсуфа».
— Статуса? — удивился Исаак.
— Сейчас поймете, — усмехнулся Беренгер. — Продолжай, Бернат.
— «Отец Сальвадор желает знать, не является ли этот молодой человек рабом, и если да, то почему он проживает в обществе свободных людей».
— Поскольку всем известно, что Юсуф как воспитанник короля не может быть рабом но определению, то подобный вопрос я расцениваю как чисто зловредный, — сердито буркнул Беренгер. — И он прекрасно осознает все сложности, к которым приведет крещение.
— То есть он больше не сможет жить и учиться в нашем доме, — помрачнел Исаак. — Или даже где-либо в Еврейском квартале.
— И это может создать проблемы, если он пожелает вернуться в свою семью. Что же ты такого ему сказал, чтобы его душой овладел такой страх? — поинтересовался епископ, поворачиваясь к мальчику. — Кстати, дона Видаля это тоже весьма интересует. В противном случае он не сможет предпринять верные шаги.
Двое священников — епископ и его секретарь — выжидательно воззрились на мальчика; его хозяин и учитель, не способный видеть по причине слепоты, слегка склонил голову набок. Под таким пристальным вниманием Юсуф покраснел, заморгал и попытался сосредоточиться на том, что хотел высказать еще четыре-пять месяцев назад.
— Начать с того, — быстро заговорил Юсуф, — что он назвал меня хорошеньким или еще как-то по-глупому вроде этого и поинтересовался, не уроженец ли я Жироны. — Выпалив все это на одном дыхании, ученик Исаака глубоко вздохнул и уже более спокойным тоном продолжил: — Это произошло, когда он уже выздоравливал от лихорадки, но был еще немощным и нуждался в постоянном присмотре.
— Присутствовал ли в комнате кто-нибудь еще? — спросил Исаак.