- Расскажите мне, Берт, как получилось, что вы настолько сблизились со Стариком?
Берт достал из кармана сигарету и прикурил ее. Зажатая в одном из уголков его рта, она придавала Берту смешливое выражение, схожее с комиком в музыкальной комедии.
- Была война, сэр, - заговорил он, и сигарета каждый раз подпрыгивала в уголке рта. - Капитан и я всегда называли это "Войной". Возможно, для вас, молодых, которых призвали на вторую, это не имеет особого значения, но для нас та, первая, была "Войной" - с большой буквы. Этим летом будет пятидесятилетняя годовщина, когда мы повстречались с Капитаном. И если не считать первых трех лет, мы с ним больше не расставались. Можно сказать, что формально я был его слугой, но на самом деле мы являлись друзьями.
- Пятьдесят лет. Это получается одна тысяча девятьсот пятнадцатый год.
Берт кивнул:
- За рубеж он отправился с самой первой группой канадских военных. В Канаде его назначили капелланом. Оставался с ними до тех пор, пока американцы в 1917 году не разобрались с ситуацией. Мне был двадцать один год, когда мы повстречались с ним в реабилитационном госпитале в Хантингтоншире. У меня тогда удалили порядочно шрапнели из кишок, да и газа я тоже надышался. Капитан никогда не подчеркивал свою конфессиональную или национальную принадлежность. Все, кому была нужна помощь - будь ты белый или черный, - могли обращаться к нему. Я вспоминаю один вечер, когда он сидел с негром из Южной Африки, а у того была громадная рана в груди. Так он и просидел всю ночь, разговаривая с негром на его наречии. По-голландски, если мне не изменяет память. Капитан всегда имел склонность к языкам. Он мог "парле-ву" как настоящий лягушатник. Мог даже с вандалом каким-то переговорить, причем сделать так, что тот его поймет.
- Он был добрым человеком?
- Для большинства из нас он был воплощением Иисуса Христа, сэр. Однажды ночью скончался один негр - отошел умиротворенный, все время держась за руку Капитана. Он, Капитан, вообще был переполнен всевозможными шутками и хохмами, которые поддерживали тебя в минуты уныния. Когда я впервые познакомился с ним, меня не особо беспокоил вопрос, как обстоят дела в школе. Гораздо важнее для меня было то, что теперь я устроен до конца своих дней, а я считал, что их осталось не так уж и много. Капитан снова бросил меня в борьбу. У него был друг, хирург в канадской армии, и тот с его подачи заинтересовался мной. В гражданской жизни этот доктор был специалистом по желудочным болезням. Он так меня подтянул, что я при желании мог есть жареные гвозди. Я всем сердцем обязан Капитану за участие, помощь и поддержку. И найдутся еще тысячи, которые за все эти годы могли бы сказать: "Я обязан ему этим".
- Именно там, в больнице, вы и сдружились?
Берг кивнул:
- Да он никогда не знал, как позаботиться о себе. Мог целыми днями проходить в расстегнутом халате. Я стал приводить в порядок его одежду, заботиться о ней, смотреть за тем, чтобы она не развалилась на нем. Когда он решил переместиться к американцам в Лондоне, я подумал, что это конец нашим отношениям. Однако он пристроил меня к себе своим ординарцем. И я поехал с ним в Лондон, а затем в окопы, на передовую, где проходили самые жаркие бои.
Берт помолчал и опустил окурок своей сигареты в чашку с кофе.
- После перемирия мы с ним снова распрощались. Ему надо было возвращаться в церковь, которая ждала его. Я был уверен в том, что это конец, но тремя годами спустя он вернулся в Лондон, чтобы возглавить там кафедру одной из модных церквей. Первое, что он сделал, сохрани Господь его душу, это позаботился обо мне. Я тогда работал в пивной в Челси. У него уже была Мадам, беременная к тому же. Из-за неполадок со здоровьем беременность протекала тяжело - ей пришлось на лето перебраться в Швейцарию, подальше от городской грязищи. Капитан последовал за ней, чтобы быть рядом, когда родится мисс Луиза. Пока он был одинок, я заправлял всем хозяйством в доме, но предполагал, что, когда вернется Мадам, она установит свои порядки. Но я готов был остаться с ними несмотря ни на что. - Берт нахмурился и прикурил очередную сигарету. - Временами мне приходилось работать нянькой у детей, и я занимался всем, что вы можете себе представить. И все это время Капитан говорил со мной как с братом - о детстве, об отце и матери, об учебе в школе и колледже, о своих запоях и о том, как он решил "завязать", борясь с этой заразой. Как потом стал священником. Он рассказывал мне о детях и связанных с ними проблемами, о своем разочаровании в тех парнях, которых девушки выбирают себе в мужья. Даже о холодности Мадам рассказывал. Лично я считаю, что она просто уродилась фригидной, тогда как сам он был полон силы и страсти. - Берт глубоко вздохнул. - В жизни Капитана не было ничего такого, чем бы он со мной не делился, сэр. И если бы кто-то вздумал его шантажировать, он обязательно сказал бы об этом мне. От меня он ничего не скрывал. Никакого шантажиста не было, сэр. Я уверяю вас в этом.
Джерико посмотрел на свою остывшую трубку, которая лежала на столе перед ним:
- Именно в те давние военные дни, Берт, Старик и познакомился с Марго Стэндиш.
На короткий момент он поднял глаза и увидел гнев, промелькнувший во взоре маленьких черных глаз Берта.
- Она - единственная, кто была участницей того скандала.
- Скандала? - воскликнул Берт. - Все это бред церковных дьяконов с их хитрыми и лукавыми подходами.
- Расскажите мне о Марго Стэндиш.
Лицо Берта смягчилось.
- Это была настоящая леди, сэр. Она и ее молодой муж, лорд Чиллингем, смотрелись просто идеально. Изящная пара.
- Она была красива?
- Сногсшибательно, - сказал Берт. - Впрочем, под стать ему.
- Лорду Чиллингему?
- Да, сэр.
- Старик в те годы, наверное, тоже неплохо выглядел?
- О, сэр, в нем было нечто особенное. Похожих на него я не встречал.
- Я слышал о них троих от Луизы, - сказал Джерико, - и она сказала, что узнала об их отношениях от вас.
- К сожалению, нет. Она все узнала, когда была еще ребенком. Ох уж эти церковные прихожане, - с горечью проговорил Берт. - Обсуждают всякие гнусные сплетни при детях. Кто-то из тех детишек и сказал Луизе правду.
- И в чем же она заключалась?
- В том, что никакой правды там не было. Все было выдумано людьми, сознание которых было затуманено страстью начать какой-нибудь скандал. Если вы считаете, что в дружбе Чиллингемов и Капитана было нечто, возможно, заинтересовавшее шантажиста, то вы глубоко заблуждаетесь.