У Джерико был довольно мрачный вид.
— Мальчик производит трагическое впечатление, — сказал он.
— Уолтер? Он перебывал во всех возможных клиниках и у психотерапевтов Джорджианы, стремясь избавиться от своего заикания. Ничто ему толком не помогло. В школе для него ад сплошной. Все смеются над его попытками заговорить. По мере приближения осеннего семестра он становится все более напряженным.
— Когда это началось?
— Давно, — ответила Луиза, — хотя, боюсь, не смогу назвать точную дату. Один из психиатров высказал предположение: проблема в том, что у нас в семье слишком много людей хотели высказаться одновременно, отчего Уолтер не мог произнести ни слова, из боязни не быть услышанным.
— Ему, кажется, было лет восемь, когда убили вашего отца? Как он отреагировал на это событие?
— Он был просто сражен. Отец очень любил Уолтера, проводил с ним массу свободного времени. Когда Уолтер достаточно подрос, чтобы держать в руках ружье, отец научил его стрелять. В летнее время они часто плавали на яхте. Если Берт куда-то отвозил отца, маленький Уолтер неизменно сопровождал их. А перед сном отец обязательно читал ему что-нибудь — уходил из своего офиса или покидал прибывших на обед гостей, чтобы сделать это. В то лето они читали «Историю двух городов». Уолтер так ее никогда и не дочитал.
— Он начал заикаться после гибели доктора Пелхама?
— Я как-то не связывала эти два события. — Она взглянула на высокую бородатую фигуру, шагавшую рядом с ней. — Думаю, что нет. Скорее, это произошло позже.
— Он потерял единственного друга, способного выслушать его, — сказал Джерико.
— Отец был не столько слушателем, сколько человеком, умевшим превосходно высказаться, — сказала Луиза.
— Глядя на парня вы, похоже, страдаете оттого, что не можете помочь ему?
— Вы ведь тоже добрый человек, Джонни?
— Ну что же, сдаюсь, — вздохнул Джерико. — Как вы сказали, другие люди делают нас такими, какие мы есть, а я с легкостью согласился с этой идеей. И этот мальчик является ее живым подтверждением. — Он глубоко вздохнул. — Ваша мать, Луиза, едва ли поможет мне в работе. Ей противна сама идея ворошить прошлое.
— Возможно, это и будет для вас подсказкой.
— Простите?
— Любой скажет вам, что отец и мать были идеальной парой. Отец был нежным, внимательным, заботливым по отношению к ней. Она же была прекрасной хозяйкой. Однако я всегда подозревала, что они — всего лишь хорошие актеры, каждый из которых ведет свою партию. Спали в отдельных комнатах. Одно из моих первейших воспоминаний это то, что дверь в комнату матери всегда была заперта. — Луиза рассмеялась. — Меня заинтересовали обстоятельства их жизни уже в восемь лет. Уже тогда я поняла, что дверь была заперта.
— Ссоры?
— Никогда. Но я не могу припомнить, чтобы они хоть раз обменялись невинными шутками. Или чтобы отец прикоснулся к ней на людях.
— Может, какая-то застарелая ссора, которую они так и не смогли решить?
— Я не знаю.
— Марго Стэндиш?
Луиза посмотрела на него и расмеялась:
— Вы не знаете мою мать. Если бы она была уверена в том, что там между ними какая-то интрижка, она немедленно упаковала бы вещи и удалилась. Супружеская верность — краеугольный камень в молитвах матушки. Один Господь знает, сколько раз я за свою жизнь выслушала это.
Джерико ухмыльнулся, глянув на нее в лунном свете.
— Плохая девочка, — сказал он.
Резкий, какой-то крякающий звук словно смыл улыбку с его лица. Джерико внезапно остановился, тогда как Луиза сделала еще шаг или два. И посмотрела на него.
— Кто-то есть на стрельбище, — сказала она. — Там, позади Саус-Холла.
— Боже мой, на стрельбище, — проговорил Джерико. Он сделал поспешный шаг в сторону и ощупал ствол огромного вяза примерно на уровне своей головы. — Буквально фут надо мной.
— Джонни!
Раздался звук нового выстрела, и на сей раз оба они увидели отлетевшую кору дерева. Пуля едва не задела руку Джерико.
— Наклонитесь! — скомандовал он, потом схватил Луизу за руку и притянул ее за дерево, прикрывая своим телом. — Вот ведь сукин сын, — проговорил он.
Не было слышно ни звука, и Джерико, выглянув из-за ветвей, не заметил ни малейшего движения на стрельбище.
— Видите тот большой клен? — спросил он. — Бегите к нему.
Луиза кивнула и, пригнувшись, побежала к клену. Ничего не произошло.
Джерико подождал несколько секунд, после чего бросился через открытое пространство к Луизе. В тот же момент раздался выстрел. Под ногами Джерико взорвался холмик земли. Едва он достиг клена, раздался новый выстрел и от дерева рядом с его головой оторвался кусок коры.
Джерико нырнул за дерево; Луиза оказалась тут же.
— Джонни, кто-то пытается нас убить!
— Не вас, — угрюмо проговорил Джерико. — В вас, моя милая, никто не стрелял.
— И что же теперь?
— Он мастер своего дела, — сказал Джерико. — При желании мог бы снять нас с первого выстрела.
— Меня услышат в доме, если я закричу? — спросила Луиза.
— Кто знает, — блеснул зубами в лунном свете Джерико. — Кому-то чертовски не хочется, чтобы эта картина была написана. — Он глубоко вздохнул. — Оставайтесь там, где находитесь. Не двигайтесь. Обещаете?
— Да я и не могу двигаться. У меня ноги словно резинками стянуло!
— Вот и стойте на месте.
Джерико вышел на открытое пространство, и тут же пуля врезалась в дерево рядом с ним. Очень медленно он сделал вперед один или два шага. Очередная пуля выбила фонтанчик земли у него под ногами. Теперь было совершенно ясно, что стреляли со стороны Саут-Холла.
Джерико остановился, сложил ладони рупором и закричал что было сил:
— Я получил твое послание! Ты слышишь меня? Я получил послание!
Его голос эхом отдавался над озером.
Не последовало ни ответа, ни звука, ни выстрела.
Джерико повернулся и пошел к дереву, за которым спряталась Луиза.
— Идемте, — сказал он.
— Джонни!
— Если он захочет достать нас, нам конец, это точно. Но вас, моя милая, он определенно не тронет.
Он взял Луизу за руку и в буквальном смысле поставил на ноги. После этого они медленно пошли в сторону «Манса». Пунцовые ногти Луизы впивались в запястье Джерико.