– Это было не так уж важно, – сказал Боб, – тем более для одного выстрела.
– Во всяком случае, мы включим вас в радиосеть; вся та информация, которую вы будете получать, основывается на расшифрованных переговорах. Так что вы окажетесь практически в такой же ситуации, в какой находился Ник Мемфис. Я буду сидеть внизу на микрофоне и передавать вам по рации команды так, как это делал наводчик Ника Мемфиса. У вас будет достаточно много времени, чтобы устроиться там, – в принципе столько же, сколько было тогда у него. У вас также будет достаточно времени для того, чтобы засечь цель и проследить за ней, пока вы будете ждать “зеленый свет” для выстрела. Итак, мистер Суэггер, теперь, когда вы со всем этим ознакомились, хотите ли вы сыграть в эту игру?
Боб взглянул на шатающуюся конструкцию из железных стоек и всякого хлама. Она казалась совсем неустойчивой и не создавала ощущения надежности. Но это его привлекало. Его самолюбие было немного задето. Сможет ли он сделать этот выстрел, особенно после того, как какой-то дурак из ФБР промахнулся, погубив своим выстрелом несколько других человеческих жизней?
Внезапно, впервые с того момента, как он оказался в Мэриленде, на лице Боба появился слабый намек на улыбку.
– Ну что ж, давайте попробуем, – сказал он, на мгновение позабыв об “Экьютеке” и полностью сконцентрировавшись на событиях, развернувшихся в Талсе между Вилли Даунингом и Ником Мемфисом. Ему сообщили, что настоящий Ник Мемфис стрелял с упора, с мешка с песком, установленного на подоконнике на пятнадцатом этаже. После долгого подъема по строительным лесам Боб обнаружил, что площадка находится в ужасном, почти аварийном, состоянии, но в принципе она была достаточно хорошо закреплена и в целом надежна.
Надев наушники вместе с микрофоном, он подсоединился, как его инструктировали, к каналу 14 – контрольному каналу ФБР. Сначала раздавались хрипы, щелчки и свист, потом он услышал голос:
– А-а, С-4, вы слышите, С-4, вы слышите?
– С-4 – это я? – спросил Боб.
– Да, – последовал ответ. – С-4, сообщите, пожалуйста, о вашем местоположении. – Это был Хатчер, выступающий в роли Бэйса.
– Я уже забрался сюда, черт побери.
– Боб, давайте перенесемся в 1988 год и проведем чистый эксперимент, – произнес Хатчер. – Отвечайте на стандартном радиосленге.
– Вас понял, Бэйс. Я нахожусь на пятнадцатом этаже талсской “Кэжьюэлти”. Обзор ясный, никаких визуальных помех на улице… – он замолчал, пытаясь припомнить название улицы, на которой прозвучал выстрел Мемфиса, – на улице Риджели нет.
– О’кей, все понял, С-4. Сохраняй спокойствие и будь готов.
– Какова обстановка?
– С-4, мы держим объект в поле наблюдения, он движется в вашем направлении вниз по улице Мошер. Он уже проехал через две засады, но никто из местного командования не может взять на себя ответственность санкционировать этот рискованный выстрел. Сейчас пока никто не может произвести по объекту точный выстрел. Он сидит в окружении находящихся в состоянии истерики женщин, и мы думаем, что, может быть, он даже привязал себя к ним.
– Вас понял, Бэйс.
– Пожалуйста, будьте в постоянной готовности.
Боб взглянул на импровизированную улицу, по которой вскоре должен будет проехать автомобиль с находящейся там мишенью. Основной проблемой, естественно, было определить расстояние. Стрельба на установленные дистанции намного легче, потому что тогда вы можете рассчитать отклонение пули по баллистическим таблицам и по своему собственному опыту. Но у Боба не было природного чувства расстояния. Некоторые люди умеют бросить взгляд на объект и путем каких-то непонятных умственных вычислений сразу же определить расстояние. Но Боб так не умел. Во Вьетнаме он выработал свою собственную систему определения расстояния до цели невооруженным глазом. Если он мог различить глаза человека, то, значит, тот находился на расстоянии ста ярдов – как раз на дальности прямого выстрела. Если он мог различить лицо, то – на расстоянии двухсот ярдов. И если ему удавалось различить только одну голову, значит, расстояние составляло порядка трехсот ярдов. Если он видел у объекта движущимися только ноги, то расстояние было четыреста ярдов, и если он мог различить только очертания контура тела, то пятьсот. Иногда он стрелял даже в таких ситуациях, когда было заметно только передвижение объекта. Это уже было расстояние шестьсот ярдов. Со своего наблюдательного пункта он спокойно смотрел, как где-то внизу, как раз в предполагаемой зоне поражения, суетился обслуживающий персонал, еще раз проверяя цепь, которая должна была тянуть машину. Они бестолково шумели, возясь около двигателя, который наматывал цепь, и закрепляя видеокамеры, установленные на треноги, вдоль всей дороги. Он зафиксировал их в своей памяти, запомнил размеры и формы и стал приблизительно прикидывать расстояние. У него получилось, что его стрелковая площадка удалена от них где-то на триста двадцать ярдов. Все это время сквозь потрескивание и свистящий шум в наушниках он слышал доклады полиции и агентов ФБР, ведущих непрерывное наблюдение за объектом, представлявшие из себя непрерывную речь нескольких человек, целый поток неразличимых в этом шуме звуков. Почему рядом с этим беднягой Мемфисом не было корректировщика стрельбы или еще кого-нибудь, кто бы мог взять на себя ведение радиопереговоров и освободить его от необходимости отвлекаться на все эти шумы и помехи? Сейчас перед глазами у Боба были курящиеся в легкой голубой дымке горы и холмистые леса, прохладный ветер слегка морозил кожу, но он без труда мог представить, каково было Мемфису, одному, в той жаркой маленькой комнатушке, когда он уже установил свою винтовку на мешке с песком. Ждать ему, вероятно, пришлось долго, он нервничал, и, по мере того как ожидаемый объект приближался к условленному месту, возбуждение Ника Мемфиса возрастало все больше и больше.