Потом он вспомнил госпиталь, как к нему в палату зашел майор, с грустью посмотрел на запакованную в гипс, висящую на противовесах ногу и сказал:
– Мы даже не могли предположить, что у них есть такие снайперы. Это был отличный выстрел. И чертовски сложный.
Да, он был прав, выстрел действительно был отличный.
“Он нужен мне, – думал Боб. – О Господи, как я хочу его заполучить!”
За год до того, как он восстановился и снова смог держать в руках винтовку, до него дошли слухи, что это действительно был белый человек. Специалист. Профессионал. Приглашенный специально только для этого выстрела. Но к тому времени война для него уже закончилась.
Он чувствовал, что вот-вот расплачется. Теплый, шершавый язык Майка скользил по его рукам, постепенно возвращая его из воспоминаний к реальности. Боб встряхнул головой, пытаясь отбросить от себя грустные мысли, и подумал о том, что стал слишком сентиментальным. “О, русский! Как я хочу тебя наказать за то, что ты мне сделал!”
Но он сдержался. Постепенно успокоившись, он снова стал тем Бобом, который в своей жизни общался только с тремя или четырьмя людьми в Блу-Ай – Сэмом, доктором Ле Мьексом, шерифом Теллом и теперь уже покойным Бо Старком, естественно, когда тот бывал трезвым. Он опять стал тем Бобом, который делал, по крайней мере, сто выстрелов в день, независимо от того, была ли в горах солнечная погода или лил дождь; который посвящал все свое время только винтовкам и мог так прожить всю оставшуюся жизнь, не заботясь ни о чем другом.
Он чувствовал себя снова в форме, у него была работа, которую надо было сделать, и это было прекрасно. Он был готов. Сидя за чашечкой кофе без кофеина, Боб постепенно вырабатывал свой собственный план. Он работал по восемнадцать, двадцать, двадцать два часа в день, склонившись над кухонным столом, на который падал либо тусклый свет электрической лампочки, либо серый свет январского дня, и прерываясь только для того, чтобы утром выйти прогуляться с Майком или поспать несколько часов. Боб работал медленно и внимательно, никогда не спешил и никогда не задерживался на ненужных деталях; он скрупулезно просматривал карты, планы и схемы, вычерчивал для себя диаграммы, делал необходимые расчеты на калькуляторе, изучал архитектурные конструкции зданий, приходя в результате всего этого к определенным выводам. Он был настоящим снайпером джунглей, привыкшим жить вдали от шумной суеты городов. Тем не менее сейчас ему казалось, что города – это своего рода тоже джунгли и поэтому здесь можно использовать кое-что из старого опыта. Любому стрелку, перед тем как сделать выстрел, необходимо одно и то же условие – он должен чувствовать, что все предметы вокруг него находятся на своих местах. Только зная это, он идет на выстрел.
Прежде всего надо, чтобы в секторе стрельбы не было никаких помех для обзора цели. Этому Боб придавал больше значения, чем даже полосе стрельбы. Ему нужна была чистая линия визирования цели, вместе с тем он хотел, чтобы было как можно меньше зданий, чтобы не было непредсказуемых порывов ветра и каких-нибудь энергетических полей, способных повлиять на траекторию полета пули, которая ближе к цели уже потеряет большую часть скорости. К моменту выстрела солнце должно светить в спину, чтобы исключить вероятность того, что солнечный свет, отразившись в линзах оптического прицела, будет замечен кем-нибудь из тех, кто будет вести наблюдение. А Секретная Служба наверняка будет осуществлять такой контроль. И только потом была дальность. Расстояние до цели. Так называемая “зона вероятной опасности”, определяемая Секретной Службой, к сожалению, не существовавшая в 1963 году, сейчас составляла уже практически полмили – восемьсот восемьдесят ярдов, где не разрешалось открывать ни одно окно, где на каждой крыше сидело полным-полно полицейских и над которой постоянно висели вертолеты, контролируя обстановку. Этот русский будет где-то на расстоянии одной тысячи ярдов, хотя он может выстрелить и с двух тысяч. Место, откуда он будет стрелять, может находиться в радиусе трех четвертых мили. Это должно быть безопасное место, со свободными, неконтролируемыми входом и выходом, гарантирующими пути отступления после выстрела. Оно должно быть на определенной высоте, чтобы хорошо была видна цель, но все-таки не очень высоко. При стрельбе сверху вниз всегда можно ожидать, что пуля выкинет какой-нибудь трюк, особенно на большом расстоянии, потому что существует определенная точка, после которой, потеряв значительную часть своей скорости, она становится очень чувствительна к малейшим изменениям ветра, энергии или чего-нибудь еще. В конце концов Боб пришел к выводу, что Соларатов выберет позицию где-то на третьем-четвертом этаже, но ни в коем случае не выше пятого. Еще одним важным моментом была температура воздуха. Влажный и сырой климат обязательно повлияет на траекторию полета пули, но холодная погода еще опаснее, чем теплая. Близкая к нулю температура делает винтовку какой-то жесткой и нечуткой. При такой температуре происходят практически незаметные изменения в молекулярной структуре деревянных частей приклада и в металле ствола, не говоря уже о руке того человека, который нажимает спусковой крючок. Боб слышал сотни разных историй от бывалых охотников, которые, сделав порой точный выстрел по прекрасному оленю-самцу, с ужасом наблюдали за тем, как пуля, не причинив ему никакого вреда, пролетала в десяти ярдах сбоку, а животное в это время исчезало в лесу, оставляя охотника один на один с разочарованием и холодом. Он считал, что русский не будет стрелять при холодной температуре, впрочем так же, как и в условиях жары и влажности, потому что в этом случае возникало слишком много “если” и слишком много “вдруг”. Если вы собираетесь сделать что-нибудь так, как это должно быть сделано, чтобы все было на высшем уровне, то вы будете это делать там, где вам максимально удобно, где каждый камень будет вам знаком и где климат, земля и солнце будут на вашей стороне. Он искал место для выстрела между пятидесятой и семидесятой параллелями, чтобы погода была не очень солнечной, больше пасмурной, но тем не менее это должен быть какой-нибудь город у моря, где сила ветра смягчается прибрежной полосой и не так опасна, как в районах холодных открытых равнин Среднего Запада или в районах замерзших озер.