Дом номер пять был самым обычным панельным домом, а дверь третьего подъезда, на мое счастье, не была снабжена замком, как принято ныне по занесенной с Запада моде. В общем, я рассчитывал без проблем подняться на третий этаж и расплеваться с надоевшим мне за два дня Мишей-Васей. Увы, моим светлым надеждам не суждено было сбыться. Три молодых человека хулиганской наружности преградили мне путь на лестничной площадке между вторым и третьим этажами с намерением пощупать область лица. Причем это намерение столь ясно читалось на их решительных физиономиях, что я принял оборонительную позу еще до того, как успел спросить, за что. За что, дорогие сограждане, хотите изувечить соотечественника вашего, Веселова Игоря Витальевича, холостого, несудимого и благожелательно расположенного к окружающему миру? К сожалению, я не успел ни вопрос задать, ни тем более получить на него вразумительный ответ. По-моему, на руке пижонистого блондина в кожаной куртке и синих джинсах был кастет. И хотя достал он меня всего лишь в плечо, удар получился более чем чувствительным. Собственно, целил-то он в челюсть, и если бы не моя расторопность, перелом лицевых костей был бы мне обеспечен.
В долгу я не остался и со своей стороны отметился кулаком на луноподобном лике хмыря в кепочке, наседавшего на меня слева. Лица третьего я не успел разглядеть, поскольку врезал в это самое лицо увесистой Васиной сумкой и заметно его при этом деформировал. После двух подряд совершенных подвигов я решил с третьим погодить, да и к Михаилу Михайловичу Шабанову мне почему-то идти расхотелось, словом, я очень и очень быстро спустился вниз, несмотря на громкие протесты моих оппонентов, которые в матерных выражениях настаивали на продолжении знакомства. Чрезмерно прыткому пижонистому блондину, который догнал меня почти у самой машины, я от души врезал ногой в живот.
Однако смыться с места происшествия мне не дали. Стоило мне только ухватиться за руль, как в голову мою уперлось нечто железное, скорее всего ствол пистолета. Я все-таки попытался обернуться, но разглядеть лицо владельца пистолета не успел. Сознание вдруг вспыхнуло огненным шаром и ухнуло вниз, в черную непроглядную пропасть.
Очнулся я от звука голосов и звона в собственных ушах. Болела голова, с которой обошлись откровенно по-свински, ныло плечо, поврежденное хулиганским кастетом. Однако душевная травма была куда серьезнее физических повреждений. Первой же мыслью, пришедшей мне в голову после довольно продолжительного небытия, была мысль о собственной чудовищной глупости. Ведь догадывался же, что дело здесь не совсем чисто, и тем не менее легкомысленно поперся в пасть зверя, не позаботившись о подстраховке. Возможно, я и дальше бы травил себе душу запоздалым раскаянием, но мешала боль за ухом и тошнотворная муть в голове. Чтобы избавиться и от того, и от другого, я открыл глаза и, наверное, напрасно это сделал. Поскольку действительность, в которую я столь неосторожно решил вернуться, не сулила мне ничего хорошего.
Первое, что я увидел, была сумка, то ли Васина, то ли Мишина. Сумка стояла на столе, и над ней с видом фокусника колдовал бритый наголо человек, явно перешагнувший сорокалетний рубеж. Мне показалось, что я его опознал, во всяком случае, этот тип вполне мог быть Мишей Шабановым, постаревшим, погрузневшим и весьма
потрепанным жизнью за минувшие семнадцать лет. Нельзя сказать, что это было типично дегенеративное лицо, но, во всяком случае, печать интеллекта на нем отсутствовала явно. Нет, на «моего» Васю этот субъект был мало похож. К сожалению, и от Миши семнадцатилетней давности ему удалось сохранить немногое, и дело, разумеется, здесь не только в прическе.
В общем-то я предполагал, что в сумке находится нечто увесистое и твердое, но о снайперской винтовке, пусть и в разобранном виде, я, честно говоря, не подумал. Как не подумал и о двух пистолетах, скорее всего, иностранного производства. Все это аккуратно было завернуто в штаны и рубахи. А сверху тоже лежало барахло, давно не стиранное, отбивающее всякое желание в нем копаться.
– Все на месте, – радостно сказал Миша, взглянув на меня при этом почему-то без особой симпатии.
– Никто не притрагивался? – Голос прозвучал справа, и я с трудом повернул голову, чтобы увидеть говорившего.
Этого человека можно было назвать полной противоположностью потрепанного и облинявшего Миши. Во-первых, он был моложе, вряд ли ему перевалило за тридцать пять, во-вторых, явно крепче и по внешнему виду, и по уверенному острому взгляду, который он бросил на меня. Словом, именно этот человек с резкими чертами лица и скрипучим голосом был здесь главным, о чем свидетельствовало и суетливое поведение Шабанова, и почтительное молчание пижонистого блондина, стоящего за моей спиной.
– Все абсолютно так, как я укладывал, – с готовностью заверил Шабанов. – По-моему, он даже замок не расстегивал.
– Смотри, Сова, не ошибись, – главарь холодно глянул уже на подельника. – Второй ошибки я тебе не прощу.
– Ну что ты в самом деле, Николай. Кто мог подумать, что этот лох способен украсть сумку. Да и распили мы всего бутылку. Наверняка он, гад, что-то мне подсыпал.