– Так что, если бы не началась война, – сказала Луиза Джерико, – если бы в дело не вмешалась актриса, решившая оставить карьеру ради борьбы за британскую мораль, если бы отец не принял решение стать капелланом и если бы не произошел тот фатальный дорожный инцидент, я бы так и не стала тем человеком, которым являюсь в настоящее время. И не выросла бы в школе для мальчиков, окруженная подростками и инфантильными мужчинами.
– А замуж вы так и не вышли?
– О, вышла, – ответила Луиза. – Это был как раз один из тех инфантильных мужчин, о которых я упоминала. Школьный учитель истории. Это был добрый, воспитанный человек, старше меня на семнадцать лет. А замуж я вышла из чувства досады за то, что отец не взял меня в свою поездку по Европе. Звали его Дрю Стивенс. Мы развелись через три месяца после убийства отца. – Она слегка вздрогнула. – Даже сейчас, спустя десять лет, он все еще пытается склонить меня к тому, чтобы я передумала. Бедный Дрю.
Позже в тот вечер Джерико отвез Луизу в отель, где она остановилась. Он ничего не сказал о следующей встрече – просто стоял у лифта и улыбался, пока она не скрылась из вида.
Оказавшись у себя в комнате, Луиза вновь испытала жестокое чувство стыда. Фактически она позволила этому человеку обращаться с собой так, как ему хотелось, и теперь он наверняка потешается над ней.
Ей понадобилось немало времени, чтобы приготовиться ко сну. Наконец она все же улеглась и в темноте уставилась в потолок. Этот человек лишил ее былого ощущения безопасности, веры в себя. Она же вела себя как банальная дешевка.
Зазвонил телефон, стоявший у кровати. В общем-то она не ждала никаких звонков – возможно, кто-то из членов семьи захотел поговорить.
– Луиза?
Это был Джерико. Она почувствовала, как ее начинает бить дрожь.
– Я забыл попросить вас об одной вещи, – сказал он.
– О чем именно, Джон?
– Пообедаем завтра? – приветливо спросил он.
– Я не люблю загадок, – сказал ей на следующий день Джерико.
Они обедали в «Ле Балуа» на Пятьдесят восьмой улице. Он встретил ее в баре и, проговорив короткое слово «привет», проводил к заранее заказанному столику. Не поинтересовавшись ее мнением, заказал «Кровавую Мэри». Так же поступил и с заказом еды. Судя по всему, он решил взять инициативу в свои руки.
– Я не люблю загадок, – повторил он, – потому что они отвлекают меня от тех вещей, которые мне следует обдумать.
– И я тоже загадка? – спросила Луиза.
Он с ухмылкой посмотрел на нее:
– Моя дорогая и очаровательная Луиза. Вы для меня никакая не загадка. И прежде чем вы начнете обижаться, запомните, что я сказал: «Не люблю загадок». И имел я в виду вашего отца. Вы же понимаете, что должен быть ответ на то, что случилось с ним.
– И это после десяти лет?
– А почему бы нет?
– Джонни, эксперты давно уже оставили все попытки.
– С десятилетнего возраста никто еще не называл меня «Джонни», – угрюмо проговорил он.
– А вам это не нравится?
– Если только эта уменьшительная степень не приравнивает меня к тем недоразвитым мужчинам, о которых вы говорили накануне.
– Не приравнивает.
– Каких экспертов вы имели в виду?
– Полицию штата, окружного прокурора, специального следователя прокурора, четверых или пятерых частных детективов, нанятых учредителями.
– Кто, по вашему мнению, мог сделать это?
– Не имею ни малейшего понятия.
– Да будет вам, – нетерпеливо проговорил Джерико. – Ведь должны же у вас быть какие-то подозрения.
Она внимательно посмотрела на него и почувствовала, как в сердце у нее потеплело. Он казался переполненным жизненной энергией, которая просто бурлила в нем.
– Думаю, что нет смысла снова открывать этот вопрос, – сказала Луиза. – Какое-то время все мы находились под подозрением. Мы жили в сомнении, не веря друг другу. Когда же проблема так и не разрешилась, нам пришлось потратить немало времени на то, чтобы снова научиться жить вместе.
– Вчера я вел себя как последний болван, – сердито проговорил Джерико.
Луиза машинально протянула руку за напитком. Собирался ли он сказать ей о своем сожалении, что отверг ее? Как ни странно, она надеялась на то, что этого не произойдет, поскольку это уравняло бы его со всеми остальными.
– Я должен был выглядеть последним лицемером, когда утверждал, что если бы вы проявили больше сопротивления, то смогли бы противостоять нападкам окружающих.
Луиза слегка перевела дыхание. Этот человек явно заслуживал того, чтобы узнать его получше.
– Я думал о вас, – сказал Джерико, причем было ясно, что думал он отнюдь не о женщине, которая пожелала его любви. – О том, что вам пришлось пережить, когда вам было всего лишь десять лет. О маленькой девочке, защищающей своего отца от бесконечной вереницы врагов. О том, что на протяжении последних десяти лет при каждом взгляде на вас или любого другого Пелхама люди перешептывались: «А вы знаете, что ее отца убили? Причем ни малейших догадок, кто сделал это. Вполне возможно, что именно она». Как вам удалось, Луиза, остаться самой собой, выстоять, несмотря ни на что, под перекрестным огнем? Я приношу вам свои извинения за то, что вел себя как последний дурак.
На какое-то мгновение ей показалось, что она сейчас разрыдается как девчонка. Никто и никогда еще не догадывался, почему она стала гордой, надменной, железной женщиной, почему она так мало отдавала и совсем не умела принимать то, что предлагалось ей от чистого сердца.
– Я мог бы ответить на все ваши вопросы банальностями в духе бойскаутского детства, – сказал Джерико, по-прежнему не поднимая на Луизу взгляда. – А что, если сорок с лишним лет назад ваш отец действительно увлекся шикарной актрисой? Ну что ж, повеселился вволю, так почему бы теперь не забыть об этом? Но это недостаточно пригодный вариант. Вам требуется конкретное «да» или «нет», чтобы залечить ту рану, которая мучила вас все это время. Или вот: ваш отец был убит каким-то бродягой, а потому про случившееся можно забыть. Но и этот вариант не проходит. В глубине души вы убеждены в том, что это кто-то из тех, с кем вы живете, кого ежедневно видите. Вам нужны ответы, Луиза, а не догадки.
– Все это уже слишком поздно, – сказала Луиза.
– Пожалуй. – Джерико впервые взглянул ей в лицо. – Скажите, кто-нибудь когда-то писал качественный портрет вашего отца?
Она медленно покачала головой:
– Были такие задумки, но отец так и не нашел времени для позирования. Попечители несколько раз принимались уговаривать его, но так ничего и не получилось.
– Каким бы вы хотели его видеть?
– О чем вы, Джонни?
– Чтобы написать по-настоящему хороший портрет мертвого человека, художнику требуются не только фотографии. Он должен познать личность этого человека, разобраться в его характере. Подобно любому другому, ваш отец по-разному представал перед разными людьми. Для тысяч воспитанников Пелхам-Холла он был директором, символом власти – для кого-то доброй и снисходительной, а для кого-то жесткой, а то и беспощадной. Он был отцом для вас, ваших сестры и брата, мужем вашей матери. Возможно, он был требовательным управляющим своего хозяйства – в чем-то справедливым, в чем-то не очень. По некоторым слухам, он был отменный греховодник; если же верить многим другим людям, то он скорее походил на Христа. Берт Уолкер вообще считал его героем. Но во всем этом нагромождении взглядов, Луиза, есть некий общий знаменатель. Сам Человек. Подлинный Человек. Если мы выберем время, чтобы проанализировать все разноречивые точки зрения, мы получим ответ. Это был Фредерик Джордж Пелхам-старший, доктор богословия, директор, Человек. Когда же мы узнаем, кем он был на самом деле, мы поймем, была ли у него сорок лет назад любовная интрига с актрисой. Нам просто необходимо это знать. Вы, Луиза, можете жить только с правдой – сомнения и догадки вас не устраивают.
– Но это еще не самая страшная правда, Джонни, – заметила она.