«Так это не просто горка, это огневая, хорошо замаскированная точка! Замаскированный дот! Вот поэтому наши разведчики его и не засекли: он никогда не действовал, будучи в глубине их обороны!» За какие-то считаные секунды на снежном пятачке живыми остались только трое: командир роты, пулеметчик Филатов и я, попавшие в мертвое пространство, — мы оказались прямо под амбразурой дота, продолжавшего изрыгать смертельный огонь.
Я попробовал подобраться к амбразуре сбоку, но не сумел сделать и двух шагов — покатился вниз. Дот был ледяной. Обойти же его с тыла — значит обнаружить себя и позволить расстрелять в упор.
«Что же придумать, как выбраться отсюда?» — думаю я и оглядываюсь на заснеженное поле. От яркого зимнего солнца режет глаза. А мы в этом мертвом пространстве… Вот оно четко определилось тенью, падающей от горки-дота. Вдруг там, где кончалась тень на снегу, выросли три фигуры-тени. Они все росли, росли, потом наконец остановились и расхохотались, стали что-то лопотать, жестикулируя. Как я понял, они радовались, глядя с высоты, как умирали наши солдаты на поле.
Стерпеть такого я не мог. Молча забрал из рук Филатова его ручной пулемет, отошел немного в сторону и увидел на гребне горки трех веселящихся офицеров. Они высокие, стоят в рядок, гогочут. Мои пальцы нажали на гашетку, и короткая очередь навечно успокоила весельчаков.
— Что же, ребята, будем пробираться к своим. По очереди. Филатов, прикрывай огнем пулемета! — принял решение лейтенант Буторин. — Давайте короткими, в разные стороны, не скучиваясь. Ну, двинули!
И он первым, петляя по снегу, пригибаясь пониже, двинулся к спасительной траншее. До нее всего метров шестьдесят, но сейчас они кажутся бесконечными. Побежал и залег Филатов, следом кинулся и я. Над головой и под ногами зачиркали пули — это сидящие в доте фашисты заметили нас. Филатов короткими очередями заставляет их на какое-то время замолчать. В это время делаем перебежки мы с лейтенантом.
«Нет, не добежать нам! А как же Филатов?» — думаю я и вижу, что Филатов тоже бежит. А из амбразуры снова полетели огненные струи. Лейтенант упал. Ранен или убит?
Посылаю к Буторину Филатова:
— Скорей к лейтенанту! Если он убит — вынеси, не оставляй. А мне давай пулемет — я прикрою. Ну, жми!
Я забрал у него пулемет и тут же открыл огонь по амбразуре. Их пулемет утих. Слежу за Филатовым: вот он подполз к лейтенанту, взвалил его на спину и пополз, разгребая снег руками, к траншее. Отстреливаясь, не даю поднять головы пулеметчику в доте.
Амбразура умолкла, кажется, совсем. Но радость моя была преждевременной: гитлеровцы открыли плотный минометный огонь по озерцу. Мишень — мы трое.
Мины рвутся совсем рядом, чавкают впереди, сбоку — и все около нас. Вдруг одна из них разорвалась… прямо на спине лейтенанта. Замерли оба. «Это все. Теперь моя очередь!» Я понимаю, что выбраться живым из этого ада невозможно. Только чудом, если только оно бывает. И все же я бегу, прикрывая голову диском пулемета. Бегу, петляя, стараясь уйти из зоны огня, — влево, вправо. А немцы, отсекают меня огнем от траншеи, до которой и осталось-то метров двадцать. Но попробуй пройди их! «Вот сейчас! Вот сейчас меня ранят! А куда?» Я еще торгуюсь. Я боюсь быть раненым и мучиться от боли, может быть, стать инвалидом. «Нет, голова у меня прикрыта диском. В ногу? Но тогда я вообще не доберусь до траншеи! Я не хочу, чтобы в ногу. Пусть лучше в руку! А в какую? Если в правую — как я буду кисть держать? Пусть лучше в левую!» И продолжаю настойчиво метаться из стороны в сторону от разрывов, подгоняющих меня. А мины рвутся, вздымая снежно-ледяные фонтаны, разбрасывая осколки металла и льда. Бегу в центре этих разрывов и успеваю заметить, что Филатов движется! «Жив Филатов! Ползи, дорогой! Может, и лейтенант еще жив?» — думаю я и вдруг получаю страшный удар по левой руке. «Какая же это сволочь меня ударила? Кто мог?» — соображаю я. Потом осознаю, что вокруг меня никого не было и быть не могло. «Так это меня ранило! В руку! В левую», — доходит до меня. Я на ходу глянул на руку: рукав ватника разодран в клочья около плеча, а в ладони стало тепло и сыро. «Разрывная пуля, похоже. Кто же это стреляет, когда немцев самих и не видно! Снайпер?»
Мне больно, рука повисла. Но я понимаю, что снайпера надо убрать: он не даст доползти Филатову. Ложусь в снег и изготавливаюсь к стрельбе из пулемета. Куда, в кого — я еще не вижу. Думаю, что это опять из амбразуры ведут огонь, — больше неоткуда! Прицеливаюсь, бью, но выстрела не слышу. Нажимаю еще и еще — результат тот же. «Патроны все! Конечно же, все. Сколько их может быть в одном диске?»