Все же мой муж Николай добился, чтобы его взяли в армию. Воевал на танках автоматчиком. Он приезжал с фронта в Москву, я его спрашивала: «Ну как, Коля, не страшно?» А он говорил: «Нет. Я за башенку спрячусь, доедем до немцев, мы спрыгнем с танка, постреляем, наша пехота подойдет и мы дальше едем». Я по глупости думала, что это и не страшно. А когда сама попала на фронт, посмотрела и думаю: «Как же это такой высокий человек (он под два метра был ростом) мог за башенку спрятаться? Это же мишень и все!» В общем, я хотела тоже попасть на фронт, но ничего не вышло. Я поступила на станкозавод им. Серго Орджоникидзе, токарем. Работала, получала пайку – 800 гр хлеба. Так вот, когда приходила с работы, брала хлеб в булочной, что на Полянке. Получу эту пайку, разделю пополам, с водой съем половину и ложусь спать. Уснуть невозможно, потому что есть хочется, а половина буханки лежит в тумбочке. Встаю, доедаю вторую половину, сплю спокойно и наутро опять иду на завод. Когда объявляли воздушную тревогу, мы дежурили на улице, имели право даже ходить по Москве во время тревоги. И как-то раз дежурим мы около дома. Смотрим – на последнем этаже то закроют окно, то откроют – какие-то сигналы. В это время бомба попала в Малый Каменный мост. Мы сказали об этом дежурному начальнику. Они проверили и там оказалась немка, которая сигналила своим. А тут что, кинотеатр «Ударник» и фабрика «Красный Октябрь» – что, собственно, бомбить?
После паники 16 октября завод начали эвакуировать в Нижний Тагил. Я, конечно, не поехала. Зачем я поеду, когда я должна бить фашистов? Я пошла в военкомат – меня опять не взяли. Я вступила в комсомол. Осталась. Где-то надо работать. Я поступила в ремесленное училище № 60, оно у Калужской площади (сейчас Октябрьская). Там собирали мины, но все-таки для фронта. Потом оттуда нас послали заготавливать для Москвы дрова. Я ездила в Сасовский район Рязанской области. Когда я оттуда приехала, я все-таки добилась и попала в зенитную артиллерию под Москву. Это 50-й зенитный полк, который стоял на ст. Булатниково. Сначала я работала на дальномере. Там такой окуляр, который ловит цель, координаты передаются на ПУАЗО и потом уже на пушку. Потом перешла на ПУАЗО. Орудия у нас были 76-миллиметровые.
Какое было настроение в тылу, особенно в первый период, в период отступлений?
Когда паника была, во дворе сжигали книги Ленина, Сталина. А у меня было собрание сочинений Ленина 24-го года выпуска. Я ни одной книги не сожгла и не выбросила. Но паника была ужасной. 17-го или 18-го октября я видела, как по мосту везут на санях мешками сахар, конфеты. Всю фабрику «Красный Октябрь» обокрали. Мы ходили на Калужскую заставу и дальше, кидались камнями в машины, на которых начальники уезжали. Возмущались, что они оставляли Москву. Безобразие, может быть, но мы так поступали. В начале 42-го года в Москве редко встретишь человека на улице. Москва опустела.
Когда немцев стали отгонять от Москвы, а мне же вроде надо было идти против фашистов воевать, я тогда узнала, что на Силикатной имеется Центральная женская школа снайперской подготовки. Я ушла из зенитной артиллерии и туда поступила. Окончила ее с отличием, а так как мой Коля и наши отцы были на 1-м Белорусском – я попросилась туда поехать. Я, моя снайперская пара Ольга Важенина и еще примерно десять девушек поехали на 1-й Белорусский фронт. Это уже ноябрь 1944-го. Мы попали в 47-ю армию, 143-ю дивизию. Сначала мы стояли в городке Прага, под Варшавой. Наше отделение было все время вместе – мы упросили начальство, чтобы нас не разбирали по ротам.
Вот мы ходили на «охоту» с Ольгой. Днем выбирали позицию, потом перед рассветом ее занимали и уже вели свою охоту. Конечно, в основном выбирали позицию так, чтобы не изменить рельефа местности, чтобы немец не знал, что вот здесь, перед нашими окопами кто-то находится. При том, на фронте всегда получалось так, что наши позиции на голом месте, а немец всегда в лесу, в кустах.
Тут я должна еще сказать, что учеба – это одно, в школе, там много чего дают, но когда приехали на фронт, тут все по-другому. И мы, конечно, в амбразуры сунулись, чтобы посмотреть, а как там немец? И в этот первый день у нас убило девушку-ленинградку. Она всю блокаду была в Ленинграде, и в первый день приезда, когда она сунулась в амбразуру, ей пуля рикошетом попала под глаз. Так что наша служба на войне началась с похорон.