Дворкин и Маруся двое за столом, на нем графин пива и графин водки, перед Марусей бокал с вином.
– Надо использовать круговорот природы, – поучает Дворкин. – Купим в деревне картошки мешков десять по сто рублев. Это сколько?
– Тысяча рублей.
– В Дудинке моряки ведро с руками оторвут за те же сто. Это сколько?
– А мешки большие? – деловито интересуется Маруся.
– А-а, понимашь! Бери по семь ведер, у меня ведро пожарное, оно меньше.
Маруся, подсчитав в уме, смотрит на дядю большими глазами:
– Шестьсот с мешка! Так ведь, дядя Петя, выгода-то получается шесть тысяч!
– Ну, шесть не шесть, – вздыхает Дворкин. – Сколько сгниет, да всю не продашь, да не за сто рублев. Но тыщи три-четыре – в кармане. А обратно наберем омуля, стерлядки, осетра. А уж если мои крестники уважат Дворкина…
– Какие крестники, дядя Петя?
Дворкин колеблется лишь одно мгновение.
– Ладно, ты свой человек. Расскажу. – Придвигается поближе к Марусе. – В прошлую навигацию я молодоженов на Север провез, они даже из каюты не выходили. Сама понимаешь, им скучно не было. – Подмигивает Марусе.
– Дядя Петя!
– А че такого? Их паспорта весь рейс у меня были, там все чин по чину, штампы стоят. Так что любись и размножайся!
– Дядя Петя!!
– Ладно-ладно. Так вот, на зиму они остались, чтоб пушнины добыть. А ты знаешь, она в какой цене? Шуру, тебя и ребятишек оденем, и еще на хороший дом останется!.. – Выпрямляется и продолжает обычным голосом: – А еще нерпы настреляем…
– А ее что, стреляют?
– Высунет она свою усатую мордочку из воды, ты ее – бах из карабина!
– Жалко!
– А людей стреляют – не жалко? Вон в Дудинке прошлый раз один зэк в бега пустился… Так на него охотились, как на зайца. Как на зайца!..
– Дядя Петя, не надо! – просит Маруся.
– Да ладно. А нерпу мы с тобой постреляем. Ты же у меня этот, как его… ну кто точно белке в глаз…
– Снайпер.
– Во-во! Снайпер. Передал нам с тобой деда Коля свое умение. Да вот с этими колхозами-совхозами – все прахом. Я хоть душой на Севере отхожу. Ох, Маруся, какое там душе раздолье! Только там себя человеком и чувствуешь. Веришь-нет? Зона рядом, лагеря, зэки, беглых тьма, а уйдешь к пескам, бросишь якорь – и ты, как на другой земле: кругом птицы, звери, и ты сам, как птица или зверь, так бы и не возвращался к людям.
Дворкин неожиданно всхлипывает.
– Дядя Петя, вы что?
– А за что они отца твоего? Сами в теплом месте на жирных пайках отсиделись, а он, голодный да израненный, в плен попал… Думаешь, я от фронта скрывался? Нет, дядя Петя от фронта не скрывался, но нас привязали к Нордлагу да военное положение ввели. На работу опоздал – трибунал, на вахте заснул – трибунал… В Полое зимовали. С ребятишками малыми. Жрать – нечего. Я первым бы сдох, толстые – они самые слабые. Шура моя – тогда она еще в самом соку была – в столовую пошла. И вытащила нас. Где она только эту еду не прятала!
Дворкин наклоняется, шепчет Марусе на ухо. Та испуганно отстраняется:
– Правда, что ли?!
– Жить захочешь… А как-то приходит уже ночью. И рассказывает… Столовой штурман командовал, вот он и воспользовался… Он до сих пор в штурманах, так в капитаны и не выбился, бог шельму метит…
– А зачем… Зачем тетя Шура рассказала?
– А тяжело одной это носить, так я понял. Уж лучше мы с ней оба будем замаранные, а раз оба замаранные, то ближе друг к другу, вроде как повязанные одним. Хуже, когда один грязный, а другой от чистоты светится. Нет уж, пусть оба…
– И вы?..
– Погубить семью – дело не хитрое… А Шуру я… Шуру я еще пуще…
Маруся гладит его по руке, по плечу, по голове.
– Дядя Петя, не надо! Ну дядя Петя, у меня сегодня такой день!..
Дворкин вскидывает голову.
– Сказал дядя Петя, что вытащит тебя из колхоза – и вытащил!
Кричит официантке:
– Девчонка! Тащи печенку!
– Дядя Петя!
– Не бойся, Дворкина тут все знают!
Официантка, наклонившись над столом, ставит тарелки. Дворкин кладет ей пониже спины широкую мясистую ладонь.
– Вот так же в Казачинском пороге играет корма моего лихтера!
– А больше у вас ничего не играет в Казачинском пороге?
– Играет! Еще как играет! – восторженно кричит Дворкин.
Официантка уходит, крутя высоким, как у крольчихи, задом, то ли по привычке, то ли специально для Дворкина.
С широкобортного парового лихтера с грузовой стрелой на пологий берег брошены прочные мостки. В гору, к деревянным домам, над которыми возвышается тусклый купол полуразрушенной церкви, ведет пыльная дорога, запруженная грузовиками и телегами.