Дверь машины закрывается настолько мягко, что мне приходится открыть ее, чтобы убедиться, что она действительно закрылась, но мне пришлось перепроверить. Повернувшись к входу в захудалый участок, где, вероятно, не было ни одного настоящего дела с 60-х годов, я испускаю сбивчивый выдох в безуспешной попытке успокоиться.
После небольшого похода в туалет, чтобы успокоить расшатанные нервы, я наконец добираюсь до стойки регистрации. Сидящая там женщина выглядит так, будто съела бы меня живьем и все равно была бы голоднее гремлина в 11:59 вечера. Под глазами темные круги, по всему лицу размазана косметика более чем нескольких дней давности. Яркая розовая помада Барби, которая прочно устроилась на ее верхних передних зубах. Голубая рубашка на пуговицах, похоже, забрызгана то ли кофе, то ли остатками взрыва задницы какого-то чувака.
Я отправлюсь в ад за это. Прости, Иисус.
— Могу я вам помочь?
Черт, ее голос соответствует ее внешности. Должно быть, с утра она выкурила три пачки «Мальборо».
— Я должна встретиться с детективом Мартином в четыре.
— Он придет за вами. Присаживайтесь вон там, — она указывает на единственный ряд стульев у дальней стены, а затем возвращает свое внимание к тому, что играет на ее телефоне. Она настоящая очаровашка. Думаю, нужно быть довольно замкнутым, чтобы работать в правоохранительных органах.
Не то чтобы быть особенно милым с преступниками – это в любом случае принесет вам много очков. Но все же. Не очень полезно для тех из нас, кто не нарушал закон в последнее время.
Были случаи, когда мы, несовершеннолетние, выпивали и проникали на чужую территорию, но это совсем другое. В основном это обряд посвящения, когда вырастаешь в БФЭ и больше нечем развлечь молодежь.
— Хэйден, ты готова?
Я поднимаю глаза и вижу детектива Мартина, который идет ко мне из-за главного стола.
— Мм, — киваю я, следуя за ним через дверь справа.
Он ведет меня через большую комнату с дюжиной почти пустых столов в небольшую комнату для допросов.
Я предполагаю, что он хочет, чтобы я села на один из двух стульев за единственным столом, поэтому делаю это без его разрешения.
— Я не знаю, что еще могу сказать по этому поводу, — начинаю я, глядя на него, когда он занимает место напротив меня.
— Все в порядке. Ничего серьезного. Мне просто нужно записать вашу версию истории для слушаний в следующем месяце. Мы просто хотим убедиться, что у нас есть все необходимые детали, чтобы посадить этого парня. Давайте начнем с самого начала, если вы не возражаете. Откуда вы знаете Брэда Хиггинса?
— Мы познакомились несколько лет назад на ежегодной прогулке в Кэмп-Робинсон. Я училась в старшей школе, а он недавно окончил. Мы встречались несколько раз, но никогда не виделись вне кемпинга. Я уехала в колледж и думала, что все, что было, между нами, – древняя история, — объясняю я, чувствуя, как сводит желудок и пот собирается вдоль позвоночника.
Я знаю, что признание того, что нас связывает прошлое, выглядит не лучшим образом. Я вожусь со сложенными браслетами на запястье, чтобы отвлечься от неловкости в комнате.
Когда я заканчиваю рассказ и встречаюсь с ним взглядом, на его лице нет ни следа злобы или неверия. Он смотрит на меня со смесью сдерживаемого гнева и сочувствия, прежде чем наконец заговорит.
— Послушайте, я знаю, что это тяжело. Я понятия не имею, что ты чувствуешь на самом деле, но я на твоей стороне. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы этого ублюдка посадили. До дня суда мне больше ничего от вас не нужно.
Он протягивает через стол визитку.
— Не стесняйтесь, звоните, если вам что-то понадобится в промежутке до этого времени.
— Спасибо, — бросаю я через плечо, выходя из маленькой унылой комнаты. Желание убраться отсюда подальше и вернуться домой, в свое безопасное место, просто непреодолимо.
Скольжение шин по гравию моей подъездной дорожки приносит мне такое острое удовлетворение, что я одной рукой выворачиваю руль вправо, направляясь к тропинке рядом с пастбищем, которая ведет к пустому сенокосному полю, где я, как известно, могу выпустить пар.
Черт, это половина причины, по которой я вообще отремонтировала этот старый “Бронко”; она просто зверь, с которым можно поиграть. В стереосистеме звучит мой угрюмый плейлист с роком, кантри, поп-музыкой и всем остальным, что заставляет меня чувствовать себя плохой сукой, которой я привыкла быть.
Разбрасывая грязь во все стороны, пока под капотом работает двигатель, я испытываю садистское чувство контроля, которого так жажду. Мощная машина, выполняющая мои приказы, вызывает привыкание. Чем больше кругов мы наматываем, тем плотнее кольца образуются на земле. Я не могу сдержать улыбку на своем лице или смех, который вырывается наружу, когда я выхожу на трассу.
Благодаря небольшому моросящему дождю, который прошел вчера, земля имеет идеальное количество влаги, чтобы скольжение по грязи было идеальным и не оставляло глубокой колеи.
Раньше у меня были неприятности с бабушкой из-за того, что я разрывала поле, но приехать сюда и надраться вволю – это единственное, что помогало мне оставаться в здравом уме в некоторые дни. Конечно, я могла перевернуться и покалечиться, но в этом была половина веселья. Все это знают.
Однажды я приехала сюда, чтобы покататься на пончиках, но земля была насквозь мокрой. Естественно, шины моего бедного «Бронко» слишком глубоко погрузились в грязь, чтобы продолжать движение. Я зарылась в грязь почти до верха шин. Конечно, я продолжала пытаться вытащить его сама, чтобы избежать упреков, которые я непременно получу, когда расскажу бабушке.
В конце концов, когда и грузовик, и я сама были основательно измазаны грязью, мне пришлось пригнать трактор, чтобы вытащить грузовик. Все оставшееся лето мне пришлось потратить бесчисленное количество часов, чтобы заделать колеи, которые я наделала. Оно того стоило. Теперь, когда меня никто не останавливает и мы не используем поле для посадки сена и его продажи, я могу делать здесь все, что мне заблагорассудится. Разрывать здесь землю – лучшая альтернатива тому, чтобы снова выплакать все глаза. Я устала плакать. Эти маленькие моменты радости от общения с моими лошадьми, моим мужчиной или моим грузовиком – единственное, что держит меня сейчас.