Мастерство Прометея заключалось в том, что он мог исполнять пал совершенно ловко, отчего спички в его пальцах чудесным образом горели не десять, а все тридцать секунд, давая при этом красивое культурное пламя. В отличие от конкурентов, добивавшихся эффекта долгого горения жалкими приемами вроде верчения спички или плавного ее колебания, Прометей формировал язычок, практически не двигая пальцами, на работу мастера такого уровня можно было смотреть часами.
Огонь то горел безмятежно, шевелясь лишь по краям, то вовсе замирал, словно замерзая и превращаясь в золотую драконью чешуйку, то вдруг оживал, извивался и двоился, как язык ящерицы. Огонь.
Прометей зажигал спички.
Жарко. Я нашел пульт и выкрутил на всю мощность кондиционер, и едва успел ощутить на щеках сухую честную прохладу, как в дверь постучали.
Я открыл.
— Добрый вечер, — сказала очкастая.
Я кивнул. Совершенно не хотелось ее видеть, от нее пахло кальяном и мокрым Спартаком.
— Вам посылка.
— Что?! — удивился я.
— Посылка. Днем курьер привез, мы расписались.
— От кого?
Блондинка пожала плечами и протянула небольшую коробку, оклеенную почтовой лентой.
— А курьер от кого?
Блондинка зевнула.
— Не знаю, это Марина получала.
Я взял коробку. Грамм восемьсот. Встряхнул. Тихо. Ничего. Никаких звуков.
— Точно мне?
— Вам, — заверила блондинка. — На ваше имя, вот тут написано.
Блондинка указала ногтем в коробку, покрытую иероглифами. Я сощурился и всмотрелся в надписи. На коробке имелось мое имя, отпечатанное латиницей, остальную грамоту действительно составляли иероглифы — вроде китайские, хотя не наверняка. Недавно заказывал козырьки для велосипедного шлема, может, пришли.
— Спасибо, — сказал я.
Блондинка мыкнула и пошлепала к лестнице. Я закрыл дверь и сел на кровать.
Надо было соглашаться на застрявшую в дольмене. Она хоть и рослая, но в целом ничего. Теперь остался безо всего, впрочем, сам виноват. Если застряла в дольмене, значит, любознательная, а я люблю любознательных, они склонны к авантюрам.
Я вышел на балкон. Море воняло канализацией, а ветер погребом, цикады молчали, с юго-востока медленно восходила туча, молнии прорезали ее, как вены, и вода в туче подсвечивалась красным, и сама туча напоминала опухоль. В июле в городе привычно отключили воду, и я с удовольствием перебрался в Голубую бухту, на Васильковую.
Глава 2. Пырленка моей души
Я так и не уснул в ту неприятную ночь. За окном собиралась гроза, но сил взойти на берег не нашла, ругалась и кашляла, часам к четырем туча окончательно сдулась и рассеялась в серую низкую вату.
Я лежал на диване и смотрел, как по потолку бродят угловатые злые тени. Коробка лежала на полу у двери. Изредка со стороны моря долетал гром, тени начинали бегать быстрее, но быстро засыпали, я тоже не отказался бы заснуть, в голове разливалась тяжесть, и проснуться в Черногории, в месте, где горные дороги, домики с белыми стенами.
Хоть сейчас. Недвижимости у меня нет, ничего нет, шенген открыт: сначала в Чехию, потом в Испанию, счета давно там, утром рейс до Москвы, дальше в Прагу, машину в аренду, и на юг, на юг, все дальше и дальше к югу… Черт с фирмой, закрою потом, переведу на Луценко, никогда чтоб не видеть, не возвращаться. Никогда.
Коробка у порога.
Я перебрался с дивана на кровать и старался уснуть там.
Едва рассвело, я достал из шкафа маску, ласты, пояс и подводное ружье, сложил в рюкзак. Иногда я выхожу на охоту: не то чтобы я подвох-подвох, но, случается, люблю понырять, взять десяток карасей, так, для ухи — для жарехи. А по утрам самая рыба, а сегодня отличное утро для рыбалки, давление… наверное низкое. И так здорово запечь свежедобытую камбалу на решетке, сегодня лучшее утро для гриля и барбекю.
В корпусе спали все, в коридоре тихо, я подошел к двери, но открыть ее не смог. Я стоял перед дверью, смотрел на круглую ручку и никак не мог ее повернуть.
Я бросил рюкзак, вернулся на диван, включил ноутбук, так. Так, хорошо, хорошо, посмотрим, пусть…
«Астральный патруль».
«Пчак-хвон-до».
«Виджиляции Мишлена Квакина».
Пожалуй, с Квакина, точно, с Квакина, этот клован веселит меня по утрам.
«Мишлен Квакин vs «Тунгус», ролик 109. Порой Мишлен был склонен к туповатому юмору, но на этот раз он не шутил — ресторан на самом деле так назывался. Заранее забронировав столик, Квакин прибыл в заведение в первой половине дня — в плохих ресторанах кухня в это время старалась вполсилы, и Мишлен всегда наносил удар в слабое место.