– Ты знаешь, – говорила Ирка, – моя матушка, Зося ее зовут, была весьма высокопоставленным авиационным деятелем, где-то второй-третьей после министра. Она что-то там делала по снабжению и по распределению (например, путевок на курорт)…
– А-а, поэтому она у тебя такая уверенная в себе особа, готовая решить любой вопрос?..
– Ну да… Так вот Зося брала борзыми щенками, причем исключительно породистыми…
– Хочешь сказать, псарня у вас была знатная? В смысле коллекция вин и коньяков…
– Ты не представляешь, Славик, насколько знатная… Причем традиции поддержания ее в порядке не умерли. Мне тоже благодарные артисты несут, и в каком количестве!
– Я тебе должен сказать, что породу выпивки на нашем столе ты явно улучшаешь… – поддержал разговор я.
– И заметь, не прилагая особых усилий.
– Это в тебе порода говорит… – ввернул Тургеша.
– Экстерьер, умение взять след…
– Способность разбираться в антиквариате и всяких там авангардных течениях… Кстати, а когда мы отправимся на экскурсию в закрома Родины? – спросил я.
– Милости просим… В Рассудово на дачу с дегустацией лучших образчиков винодельческой продукции нашей многонациональной Родины.
– Рассудово рассудит, Рассудово рассудит, кто Ирку крепче любит…
– Славик, ты опять на себя, любимого, сбиваешься?
– Почему на себя – на тебя! Предлагаю провести конкурс на лучший гимн, посвященный тебе.
– Вот. Есть зерно… – хмыкнула Маслакова.
И на посиделках у Тургеши Ирку ждали… Ирку, такую обильную на выдумки и подарки, такую громкую и неуемную, и она, как правило, врывалась, всегда чуть задерживаясь и давая атмосфере вечеринки новый импульс. В тот вечер она пришла одетая в какой-то камуфляж, в сопровождении двух мужиков. Оба с приличными залысинами, один, правда, с бородой, а второй в усах. Который с бородой держал под мышкой гитару, зачехленную в какой-то кожзаменитель.
– Это автор-исполнитель Вова Патрушев. Малежик, обрати внимание – непревзойденный гитарный мастер. Вот себе смастерил восемнадцатиструнную гитару.
– Так это же какой-то рояль, – брякнул я.
– Да, я чуть перебрал с количеством струн. Играть не очень удобно и все время расстраивается, – произнес первую фразу в нашей компании Патрушев.
– Зато такой гитары ни у кого нет, – парировала Ирка.
– А у меня есть самолет, который я сделал из газеты с намерением покорить Северный полюс.
– Тургеша, это у тебя шутка такая?
– А второго твоего гостя, Ирина Сергеевна, как зовут? – произнес В. Тургенев, подражая актеру Милляру.
– А меня зовут Владимир, я занимаюсь техническим обеспечением Ирины, – ответил усатый.
– Ну, слава богу, хоть тебя не Вовой зовут, – сказал Тургеша.
– Мы его зовем Бушневский. – Это Ирка.
– Как-как? Бжезинский? – паясничал Тургенев.
– Бжезинский-Бжезинский – главный антисоветчик из Америки, самый кровожадный ястреб, люто ненавидящий и мечтающий демонтировать советский строй, – ухмыльнулся Бушневский.
– Вот теперь понятно, а то Вова, Вова, – подвел итог встречи в верхах хозяин квартиры.
И Бушневский моментально вписался в нашу компанию благодаря мягкому нраву, умению красиво и хорошо выпить и поговорить по душам. Самое интересное, что имя Вова отошло к нему, а Тургенев стал Тургешей. Ирке не задавали лишних вопросов о Фомушкине, и он как-то очень естественно выпал в осадок. Вова был хорош тем, что в нашей компании ярко выраженных артистических натур, что уж там скрывать, любящих потянуть одеяло на себя, он был каким-то неуловимым балансиром, без которого система функционировала уже не столь гладко.
В тот вечер, а мы сначала не обратили на это внимание, у Бушневского в руках была довольно тяжелая сумка.