Нет, наверное, это неподходящие мысли для той, кто всю свою жизнь сражается за возвращение накопителя. Но может быть в других королевствах — в королевствах, владеющих магией веками, — люди задаются подобными вопросами? Может быть, они спрашивают себя, каково бы это было — вырваться из строго очерченных границ мира?
— Не извиняйся, — качаю я головой. — Все нормально. Ты можешь задавать любые вопросы.
Даже если я сама не знаю на них ответов. Винтеру для его освобождения нужна магия — только это сейчас мне понятно. Роза тотчас возражает:
— Совершенно ненормально говорить о том, что противоречит четким приказам короля. — Она одновременно поднимает и палец и бровь, готовая наброситься с обвинениями не только на Мону, но и на меня.
Отступив назад, я плюхаюсь спиной на кровать.
— Нет нужды распаляться, — развожу я поднятыми руками. — Я пойду на бал.
— Прекрасно. — Роза улыбается. — Для вас подготовлена ванна, леди Мира.
Я вскидываю голову и вижу, что Мона указывает на дверь слева.
— Мы вернемся, когда вы отдохнете с дороги, — заканчивает Роза и выпроваживает Мону за дверь.
Стоит дверям за ними закрыться, я сразу сажусь и начинаю думать о Мэзере и Генерале. Поерзав, достаю лазурит из кармана и начинаю катать голубой камешек на ладони — меня это успокаивает. Для чего-то я нужна Ноуму. Это странно, что он видит в беженке Винтера что-то стоящее, и Мэзер с Генералом знают, что именно. Они оба сейчас разговаривают с Ноумом. Так что пока я намерена незаметно погулять по дворцу в надежде найти ответы на свои вопросы в одной из его многочисленных комнат или принять ванну и подремать.
Тело будто решает все за меня — я так широко зеваю, что на глаза наворачиваются слезы. Я скидываю дорожную одежду и сваливаю ее неопрятной кучей в углу, водрузив на самый верх шакрам. Лазурит выкатывается из кармана и, простучав по деревянному полу, застревает в ворсе ковра. Я поднимаю его, кладу на прикроватный столик и вглядываюсь в его голубую поверхность. Это нелепо, но я в душе расслабляюсь, понимая, что со мной частичка Винтера. Вдруг она мне понадобится?
Ароматное мыло и пенная вода быстро избавляют меня от всяких волнений. Мне тепло, и так приятно вдыхать запах лаванды. К этому быстро привыкаешь. Просидев в воде довольно долго, так, что кожа на пальцах сморщивается, я выхожу из ванны и хмурюсь. С меня потихоньку сходит дурман расслабленности. Что-то не так. Я дважды оглядываю комнату, пока взгляд не падает на пол и я не вижу… Пустота. Мои вещи пропали. Шакрам, сапоги, одежда. Все. Только на столике лежит лазурит. На постели расстелена ночная рубашка цвета слоновой кости — видно, по их мнению, равноценная замена моей одежде. Я должна быть возмущена, вот только сорочка гораздо мягче кроличьего меха. Я надеваю ее через голову, и на меня снова снисходит дурман расслабленности. А юркнув под шелковые простыни и теплое пуховое одеяло, я напрочь забываю, почему мне нужно возмущаться. Или почему должна идти в кабинет Ноума и требовать ответы. И где этот самый кабинет находится, потому как все эти коридоры похожи один на другой, а золотые деревья смехотворны и, снег небесный, как же уютно в этой постели…
10
— Простите. Я не знаю, что еще сделать. Он будет здесь в считаные часы.
Я нахожусь в кабинете из своего предыдущего сна. Та же костровая чаша, тот же земляной аромат горящего угля, те же летящие в распахнутое окно снежинки. Двадцать три человека с двумя малышами, спасшиеся в ночь падения Винтера и сбежавшие в Ранийские прерии, сгрудились тут в преддверии ухода. И Ханна, в ореоле молчаливой силы, опускается на колени перед… Элисон?
Почему я снова вижу этот сон? Элисон сидит в кресле перед Генералом, опирающимся на его спинку и повесившим голову. Они оба печальны и то ли плачут, то ли нет, не желая показывать слабость перед своей королевой. В руках Элисон лежит маленький, обернутый в одеяльце комочек.
— Я не знаю, что еще сделать, — шепчет Ханна, протягивая длинные бледные пальцы к свертку в руках Элисон.
Из него тянется крохотная ручонка, и Ханна обнимает ее двумя ладонями. Мэзер.