Казимир попытался отшатнуться, но не успел: Морен толкнул его, одним коротким движением коснувшись сердца правителя той самой тьмой… И король растворился в бушующей метели.
В этот момент Рэйвэл выкрикнул последнее слово заклинания. Призрак Рузвельта вспыхнул ослепительно-ярким светом, вопль его резко оборвался. Из последних сил он швырнул в меня заклинание, оказавшееся неожиданно мощным. И я, помня о том, что должна спасти Рэйвэла, Морена и Эрика, сделав последний глубокий вдох шагнула навстречу.
Остатки купола рухнули.
Ледяной ветер ударил по лицу и растрепал волосы.
В самый последний миг сознание кольнул страх, а потом…
Рэй молниеносно сгрёб меня в охапку и закрыл нас щитом.
— Демоны преисподней, ты совсем ума лишилась?!
Рузвельта уже совсем не было видно, когда до меня, словно эхом донеслось:
— Будьте вы все прокляты! Пусть исполнится моё проклятье!
И я провалилась в темноту.
Последний шаг
…Холодный свет луны освещал развалины замка. Он проходил сквозь разбитые окна и падал на каменный пол, усыпанный стёклами, мусором и какими-то обломками.
Я стояла на вершине лестницы, и под моим взором был огромный бальный зал с упавшей на пол и разбившейся в дребезги хрустальной люстрой. Небольшой шкаф в углу с проломанной дверцей, сломанный пополам небольшой столик, ряд кресел вдоль стены, поломанных и проеденных молью.
Ступеньки лестницы, местами провалившиеся, местами сгнившие, а местами и покрытые мхом непрозрачно намекали, что на них лучше не наступать. Да и вообще ничему живому здесь не место. Это царство смерти, холода, пустоты и вечной скорби.
Я не сразу осознала, что это не сон. Вернее, не совсем сон. Ведь в обычном сне, стоило сделать шаг, как сознание переносило меня в прошлое, а сейчас я подошла к перилам, от которых открывался вид на весь бальный зал, и по-прежнему видела только пустоту и разруху. Хотя, нет. Кое-что всё-таки изменилось…
Со всех сторон на развалины дворца наступала темнота. Медленно, не спеша, словно растягивая удовольствие, миллиметр за миллиметром она поглощала пространство. Это даже не темнота была, а пустота. И она по кусочку отрывала от этого мира, уничтожала его, навсегда вычёркивая из жизни.
Я теперь тоже была частью этого мира. Но в отличие от всего вокруг ещё не мёртвой. Хотя уже и не живой. Только поэтому пустота никуда не спешила, она знала, что поглотит меня в тот же миг, как только я окончательно погасну. А пока она могла и подождать, понаблюдать за тем, как потухает во мне последняя искра жизни.
— Александрин! — шёпотом позвала я, пересохшими губами.
Но птица не появилась.
Тогда я с каким-то отстранённым равнодушием попыталась позвать своё пламя. Но и оно не отозвалось. Только знакомый голос птицы в голове едва слышно прошептал:
— Я умираю, Дэниэлла … Я не могу воплотится … Теперь только ты сама можешь меня спасти…
— Как? — спросила тихо.
Но сирин мне больше не ответила.
А я не знала, что делать. Да и не очень-то хотелось. На меня словно напало оцепенение. Уже не было ни страха, ни удивления, вообще никаких эмоций не было. Только равнодушное безразличие.
Я облокотилась на каменные перила и бездумно смотрела на то, как пустота пожирала стены, пол, блестевшие на нём в лунном свете осколки, обломки мебели… Не знаю, сколько это продолжалось: здесь время теряло свой ход. Секунда ли прошла, минута, неделя или вечность — это уже не имело значения.
Я даже не сразу заметила, что рядом со мной стоит Рэйвэл. Он тоже опирается на перила и смотрит на то, как исчезает мир. Но и этот факт не вызвал у меня ровно ни каких эмоций. Я лишь приняла его к сведению и вернулась к бездумному созерцанию конца.
Так прошла ещё одна вечность. Или секунда. К этому времени пустота полностью поглотила бальный зал и подошла вплотную к нижней ступеньке лестницы. Всего ступенек было двенадцать. Двенадцать шагов до смерти.
— Я звал тебя, — неожиданно произнёс Рэй, нарушив блаженную, казавшуюся естественной, но на самом деле мёртвую тишину.
Звук его голоса резанул по ушам, заставив поморщиться.
— Я слышала, — ответила равнодушно.
— Тогда почему не отзывалась?
— Не хотела, что бы ты меня нашёл.
— Почему?
Я оторвала взгляд от пустоты и повернулась к принцу. Так странно было осознавать, что он удивляется. Мне казалось, что испытывать какие-либо эмоции здесь невозможно — такая пустота была внутри.