Она плачет… Слезы текут по её щекам оставляя влажные дорожки. Брошка ложится на стол, сверкая в темноте, как и его серые глаза.
Больно…
— Грейнджер, я единственный раз в жизни решил поступить правильно! Я не хочу быть причиной твоих проблем! — отрывисто кидает Драко, в его глазах сверкают сердитые слезы, и он делает несколько шагов к ней.
Но она отступает и качает головой в стороны:
— Я поняла, Малфой! Мне предельно ясно, ты хочешь думать, что поступаешь правильно… Хочешь поступить, как хороший человек! А в итоге, думаешь только о себе!!! А как же я? — она срывается на крик. — Как же то, что чувствую я?
Грейнджер громко хлопает дверью, выбегая из кабинета. Но Малфой не бежит за ней. Нет. Он выбрал свою новую веру в то, что совершает доброе дело! Она всхлипывает и, замедляя шаг, бредет по сумрачному пустынному коридору в свою комнату.
Драко просто отказался от неё. Всё то прекрасное, что зарождалось между ними, всё это оказалось так страшно для него. Испугался каких-то надуманных проблем, которые ещё не произошли! Которые можно решить в процессе! Испугался быть счастливым рядом с ней, потому что, видите ли, не достоин её. Разве не ей это решать? Достоин, не достоин! Какая разница?! Её сердце, её тело, её разум выбрали его…
Гермиона горько вздыхает. Всё, что произошло между ними в шахматном клубе, было так страстно и искренне. Это всё ещё волнует её. Кожа ещё помнит его ласки, внизу живота отдаёт приятной ноющей болью и теплом от воспоминаний об их бурной страсти, и она кусает опухшие от поцелуев губы, вытирая слёзы со щек.
Драко… Глупый Драко…
В тишине коридора слышатся чьи-то голоса.
— Давай же, Пэнс… Сними трусики.
— Я не хочу… Дебил… Не трожь… Ик… Не хочу…
— Паркинсон, давай, будь хорошей девочкой…
Голоса звучат из-за гобелена с изображением скачущих единорогов. Паркинсон и…
— Давай, не изображай целку… Дай мне. В честь праздника…
Хиггс?
Она одергивает тяжёлую ткань и Люмосом освещает пьяную слизеринку и Теренса, лезущего ей под юбку. Он грубо держит ту за руки, придавливая мощным телом к стене.
— Хиггс, ты что совсем очумел?! А ну убери от неё грабли! — Палочка Гермионы направлена на него, и он тут же отпускает Паркинсон.
Та пьяно щурится от яркого света и безвольно склоняется к стене.
— Хиггс, ты хотел…? — возмущённо выдыхает Гермиона.
— Да ничего я не хотел! Она сама вертела задницей передо мной, а я что каменный? У меня только стояк каменный, а я нет! — насмешливо отвечает тот.
— Ты просто придурок, Теренс! Ты понимаешь, что с такими повадками тебе никогда не стать аврором? — злится Грейнджер.
— Да что такого то? — он хмурит тёмные брови. — Девка сама почти сняла трусы.
— Иди нахрен, ублюдочный мудак! — шипит Пэнси, приходя в себя. — Я бы на тебя никогда не посмотрела, будь ты даже единственный… Ик… Мужик на земле!
— Да пошли вы обе! — тот сплевывает и быстро исчезает из вида.
В тишине слышатся его торопливые удаляющиеся шаги. Пэнси тяжко вздыхает и всхлипывает. Выглядит она не очень. На лице полоски чёрной туши и размазанная помада. Чёрное короткое платье перекосилось. Она устало усаживается на выступ и опирается затылком о стену. Гермиона изучающе смотрит на слизеринку несколько секунд. И проходит вперёд, опуская за собой полог.
— Грейнджер… Спасибо… — Паркинсон закрывает глаза, по её щекам снова текут слезы.
— Не стоит благодарности… — Гермиона присаживается рядом на узкий приступок и приглушает Люмос, погружая их маленькое убежище в сумрак. — Придётся мне всё-таки донести на Хиггса, он творит мерзкие непростительные вещи…
Пэнси резко поворачивается к ней:
— Успокойся! — она мрачно усмехается и вытирает щеки. — Он прав, я сама крутила перед ним хвостом… Чтобы… Чёрт…
Она снова всхлипывает. Встряхивает чёрными прядями и достаёт что-то из недр платья. Маленькая бутылка сверкает янтарным боком.
— Будешь? — хрипло спрашивает Пэнси. — Огневиски…
— Давай… — Гермиона делает хороший глоток и жмурясь, выдыхает.
Напиток жжёт горло. Её слезы уже высохли, но внутри бьётся и дрожит раненое сердце. Они пьют в тишине, медленно передавая бутылочку из рук в руки.
— Знаешь… — Паркинсон прокашливается, прочищая горло. — Драко мне говорил, что это платье на мне, как у шлюхи.…он был прав. И Рон… Он сегодня сказал, что я ему противна, что я веду себя как дура, что я… Я… Не нужна ему… Не нужна…
Она громко и несдержанно плачет навзрыд, закрывая рот рукой.
А я не нужна Драко…
Гермиона всхлипывает вслед за Пэнси и подставляет свое плечо, обнимая ревущую девчонку.
— Не плачь, они оба не правы. Ты очень красивая. И это платье тоже… — утешает она тихо.
Слезы, чёрные от туши капают на её белое одеяние. Пэнси трясётся в пьяном рыдании и пытается внятно говорить:
— Я хотела любить и влюбилась… Не в того… Я знаю… Я… Я глупая… Говорили мне девчонки, что в гриффиндорцев лучше не влюбляться… А я… Я влюбилась… Я и правда дура… Да… Тупая идиотка… Влюбилась в него и теперь мне так плохо…
Гермиона снова всхлипывает, ей ужасно жалко себя, Пэнси, и даже Драко и Рона, потому что они оба такие дураки! Она громко шмыгает носом. Пэнси ошеломленно поднимает на неё пьяный взгляд.
— Ты издеваешься? Ты-то чего ревешь? Драко любит тебя! Он с ума по тебе сходит!
Гермиона закрывает лицо руками. Слезы по новой брызжут из её глаз. Видимо, пришла её очередь громко рыдать и признаваться:
— Паркинсон… Он только что отказался от меня… От нас… Драко не хочет быть со мной…
— Что? Н-нет… — та машет головой, облизывая губы. — Грейнджер, ты что-то путаешь! Д-Драко… Ик… Черт его побери… Драко с тебя глаз не сводит… Причем уже давно…
Гермиона не верит в эти бредни:
— Давно? С тех пор, как я застукала вас с Роном в туалете прошёл месяц, не больше…
— Дууура! — протяжно выговаривает слизеринка и прыскает. — Он, как начал ходить на твоё дурацкое маггловедение, так и пропал! Ну ты и слепая! Хах… На, выпей ещё, успокойся!
Гермиона вновь пьёт обжигаюшую жидкость. Вытирает рот и передаёт нескончаемую тару обратно. Вглядывается в свою соседку сквозь пьяную дымку и внезапно та придвигается ближе, хватает Гермиону за шею и… Красные губы Паркинсон ложатся на её…
— Ты с ума сошла? — Гермиона сваливается с каменного приступка на пол от неожиданного, странного и не самого приятного поцелуя в своей жизни.
Паркинсон хохочет, облизывая губы:
— Я просто хотела узнать, что они в тебе находят!
— Кто они? Кто? Все эти самые «они» разбежались в разные стороны! — восклицает Гермиона, еле поднимаясь с пола, попытку помочь она пресекла предупреждающим жестом. От этой Паркинсон можно ожидать чего угодно!
— Не может быть! Знаешь, мне все это надоело! Все эти сопли и слезы! — Пэнси вскакивает с места и энергично бросается к пологу гобелена, задирает его и кричит. — Давай, поднимай свой гриффиндорский зад! Пойдём!
— Куда? — непонимающе качает головой Гермиона, но бодрая дерзость слизеринки вызывает в ней интерес.
Или это алкоголь горит в крови.
— Мстить, конечно, Грейнджер!
Драко уже не видит смысла возвращаться на бал. Что там делать? Изнывать от ревности, лицезрея её рядом с рыжим? Или терпеть сальные взгляды, которые на неё бросает Хиггс? Огневиски, чтобы притупить боль в груди, у него нет, а искать Паркинсон ради этого ему не хочется. Ему вообще не хочется никого видеть.
Да и Грейнджер, вряд ли порадуется встрече с ним после разговора, что у них произошёл в шахматном клубе.
Драко подбирает пиджак и бабочку, брошенные им в коридоре, и вспоминает, как он вот также склонился у её ног поднять платье, и его накрыло в тот миг сильнейшее дежавю.
Как будто это уже было.
Да, он видел сны, но никогда не думал, что они настолько схожи с реальностью… Её обнажённая грудь, тонкая талия и плоский животик, которого так и хочется коснуться губами…
О чём он думает вообще?
Реальность оказалась гораздо лучше, приятнее, вкуснее, чем сновидения. Он бы столько всего ещё хотел испытать с ней, попробовать её всю и не только это. Просыпаться рядом с ней! Сжимать её ладонь на виду у всех! Целовать за ушком! Перебирать её кудри, готовить ей кофе каждый день и пить его из одной кружки, слушать её и даже ссориться, а потом страстно мириться в постели… И каждый день заглядывать в карие искрящиеся глаза, чтобы греться добрым теплом, которые они излучают…