Усаживается на красный диванчик у окна, перекидывая маленькую дорожную сумку на колени.
— Доброе утро, Пэнси! Как хорошо, что ты зашла. — Гермиона не удивлена.
Вчера она вдоволь насладилась компанией этой энергичной слизеринки. Это обычное её состояние — на взводе.
Грейнджер достает аккуратно свернутое платье и книгу, перевязанную серебристой лентой:
— Не буду спрашивать, как твоё самочувствие — вижу: как всегда отлично. Возьми. Твоё платье, спасибо… И…
— Книга? — насмешливо восклицает та, хватая подарок. — Грейнджер! Это не по адресу!
— Ты не умеешь читать? — Гермиона еле сдерживает ухмылку, глядя на сморщенное лицо Пэнси.
— Ха-ха-ха, — бурчит та. — Одно дело уметь, а другое — любить это!
— Ты сама вчера ныла, что тебя ждут скучнейшие каникулы у тётки. Почитай. Очень хорошее маггловское произведение «Гордость и предубеждение». Обожаю эту книгу и автора!
Пэнси фыркает, но закидывает книгу и платье в свою сумку.
— Запомнила, значит… А у меня тоже есть подарок! — она протягивает какую-то яркую бумажку, и Гермиона разворачивает билет в кино на одного человека. — Это в Лондоне. Послезавтра… Я не смогу сходить. Хотела твоё задание по маггловедению сделать на каникулах, но тётка ужасная магглоненавистница… Хм… Да… Вот…
Последнее утверждение она говорит через зубы. Словно ей все же бывает неудобно.
Гермиона усмехается, видя её терзания:
— Ладно. Спасибо за столь продуманный оригинальный подарок.
Она складывает билет в карман своего пуховика и вздрагивает, когда Пэнси резко подскакивает с кресла и заглядывает ей в лицо:
— Что у тебя делал Рон? — зелёные глаза прищурены и сверкают подозрением. — Я не следила, нет, ещё чего… Но проходила мимо и заметила, что он топчется у твоих дверей.
Она сжимает губы и важно складывает руки на груди. Эдакий заправский детектив. Гермиона громко и тяжело вздыхая, натягивает пуховик. И медленно проговаривая слова, успокаивает ревнивую особу, которая вряд ли просто проходила мимо:
— Рон заходил, чтобы высказать мне за то, что мы вытворили с его одеждой. Пэнси, давай договоримся, Рон мой друг, и всё…
Но та нетерпеливо перебивает её, отчаянно жестикулируя руками:
— Грейнджер! Рон мой! Понимаешь? Рон мой, и я ни тебе, ни кому другому его не отдам! Каждая, кто попробует покуситься на него, получит прыщ в лоб или бородавки! Самые уродливые! Я уж постараюсь!
— Пэнси, успокойся! Я же говорю… — пытается вставить хоть слово в её монолог, но Паркинсон вдохновенно и бодро продолжает:
— Грейнджер, я не шучу! У меня такого ни с кем не было! Всё во мне тянется к нему, как будто он мой магнит. Он пахнет, как моя амортенция! Моя любимая корица! Он залез ко мне в душу и сердце! Каждое его грубое слово ранит меня до рваных кровавых ран, а каждое ласковое — залечивает их! Я готова ему простить всё! Понимаешь? Поэтому я никогда не извинюсь перед тобой… Потому что я не виновата, что полюбила! — её глаза сверкают от возбуждения.
Гермиона грустно улыбается. Осторожно трогает её за плечо.
— А мне и не нужны твои извинения, Паркинсон.
На что та реагирует неожиданно — берет её ладонь и сжимает.
— А он не любит меня… — она хмыкает и натянуто улыбается Грейнджер. — Я всё испортила.
— Рон хороший друг, в этом всё дело, Пэнси. Он рассказал мне, почему вы расстались. Но это не значит, что он не любит тебя. Он упрям и возможно еще злится… И не из-за той ссоры, а потому что ты… Ты, это ты…
Паркинсон смеётся.
— Как мило, Грейнджер! Ну да, я иногда делаю или говорю что-то, а потом думаю… Есть такая проблема…
Но Гермиону не остановить, она продолжает свою успокаивающую речь для растерзанного сердца, возможно, и для своего тоже:
— Мне кажется, он любит тебя… По крайней мере, он к тебе не равнодушен… Просто он такой. Дай ему время… Он поймёт, что не может без тебя…
— А ты, что ты чувствуешь к Уизли? Любишь его? — спрашивает Паркинсон, нахмуриваясь.
Гермиона мотает головой:
— Пэнси, будь уверена, нет, я больше не люблю его… Когда я лицезрела ваш страстный поцелуй в туалетной кабинке… Никогда этого не забуду… — она недовольно морщится. — В этот же миг я перестала к нему что-то чувствовать. Как отрезало… Да и потом столько всего произошло… Я увидела Драко…
— Ты же видела его на протяжении кучи лет?
— Нет, это всё не то… Я увидела его реального! — убеждает её Гермиона. — Вся та шелуха, всё напускное отвалилось… Он был передо мной открытый, честный, обнажённый…
Паркинсон хихикает:
— Ахах, я тоже видела Драко обнаженным… Но Рон гораздо лучше!
— Дурочка! Хватит! Я же не про это!
Хочется дать этой дерзкой глупой девчонке подзатыльник, но Пэнси так сильно напоминает ей Джинни, только более злую версию, что Гермиона хохочет вместе с ней.
И вдруг она понимает, почему эта несносная вредная слизеринка понравилась Рону.
С Паркинсон точно не соскучишься…
Получив разрешение на посещение матери, Драко с вещами перемещается из камина в кабинете директора в камин больницы Святого Мунго.
Привет-ведьма привычным жестом указывает на дверь палаты, где проходит лечение его мать. Драко не видел её несколько недель и внутри все сжимается. Он скучал, но каждая встреча — это борьба с самим собой. Встречи с матерью всегда полны грустных разговоров, воспоминаний, её слез и сожалений. Ему жаль её и жаль себя. Терпеть эти разговоры нет сил, но он держит себя в руках. Она единственная, кто поддерживает его, выслушивает и понимает. Она его мать и всегда на его стороне.
Малфою вдруг вспоминается, как Грейнджер встала перед ним, защищая от своего рыжего дружка в тот день, когда предложила заменять Слизнорта. Тогда Драко удивил этот странный поступок. С чего бы ей закрывать его своей грудью? Но сейчас этот жест кажется ему чем-то таким, от чего на душе тепло. Это напоминает ему о материнской защите и любви… О любви…
Я люблю тебя…
Он заставляет себя не думать о Грейнджер. Это трудно. О ней напоминает всё…
Мама встречает со слезами на глазах. И вроде бы она лучше выглядит и даже в хорошем настроении. Драко мысленно благодарит её нового целителя, который продлил курс лечения за счёт больницы. Нарцисса бросается ему на шею, хрупкая, седая, вся в белом. От красивой статной женщины почти ничего не осталось. А ведь ей нет и сорока.
— Мерлин, сынок! Как же я скучала! Мой красивый! Мой любимый мальчик! — голубые, полупрозрачные глаза полны слез, тонкие сухие ладони гладят его щёки. — Как ты вырос и похудел… Сынок, ты кушаешь?
Драко целует материнские руки пропахшие лекарственными зельями.
— Мама, у меня всё хорошо… — Он разглядывает её с замираением сердца. — Как ты себя чувствуешь? Как твой новый целитель?
— Садись, дорогой, я как раз собиралась пить чай, — она взмахивает рукой и около окна организуется столик с чаем и два стула.
В палате есть почти всё, чтобы лечиться с комфортом, Драко даже как-то раз оставался здесь с ночевкой.
Он сбрасывает свое тёплое чёрное пальто на спинку кровати, а сумку с вещами кидает в угол. Они садятся, и мама, выпрямившись, элегантно наливает им ромашковый чай в белые простые чашки. Совсем не фарфор, но Драко улыбается — он чувствует себя так, будто они снова, как раньше, пьют чай в беседке в цветущем саду мэнора.
— Драко, у меня всё хорошо. — начинает она важно. — Кажется, они нашли, как мне помочь… Расскажи лучше о себе… Ты, оказывается, заменяешь Слизнорта? Блейзи заходил и всё мне рассказал. Я беспокоилась. Ты так долго не писал. — шутливо хмурится, но потом на её лице снова расцветает нежная любящая улыбка. — Драко, не делай так больше!
Он наслаждается материнским теплом, излучаемым её голубыми глазами. Ему это нужно, особенно сейчас, когда он чувствует себя ещё более одиноким. Без Грейнджер. Её последние слова сегодня с утра, как будто отпечатались на подкорке мозга…
«Если ты со мной, то будь со мной! Если нет, то я не хочу тебя больше видеть!»