Гвардеец доложил о его приходе.
— Пусть войдет, — раздался знакомый голос, и по телу пробежала дрожь.
Стражники распахнули створки, и Амрен вошел в роскошно обставленную комнату. В нос ударил запах благовоний, от обилия ковров и позолоты зарябило в глазах.
— Подойди!
Амрен не сразу увидел падишаха. Тот лежал на широкой кровати под огромным балдахином, его лицо почти затерялось в груде расшитых подушек. Бескровные губы, впалые щеки, лихорадочно блестящие глаза — Амрен с трудом узнал в изможденном старике некогда могущественного повелителя.
Сделав несколько шагов, он опустился перед ложем на колени. Падишах протянул иссохшую кисть. Амрен поцеловал ее и прикоснулся к ней лбом. Костлявые пальцы погладили его по щеке.
— Амрен, — проговорил султан, — сынок, ты вернулся.
«Сынок». В груди будто разлилась едкая кислота — это всколыхнулась обида, что все годы сжигала его изнутри. Амрен поднялся с колен.
— В тот день, когда умерла моя мать, умер и мой отец, — с горечью бросил он. — Я тебе больше не сын.
— Ты забыл, что говоришь со своим повелителем? — гневно вскинулся падишах.
— Да, ты мой повелитель, — запальчиво ответил Амрен. — Но ты мне не отец!
— Стража! — воскликнул султан.
Стоящие вдоль стен гвардейцы, встрепенулись.
«Вот и все. Догавкался. И кто меня за язык тянул?» — Амрен стиснул кулаки.
— Выйдите вон! — неожиданно приказал падишах.
Проводив взглядом уходящих стражников, Амрен вопросительно уставился на повелителя.
— Сынок, послушай, — сбивчиво заговорил тот, когда они остались наедине. — Мы должны забыть все разногласия, ведь на кону будущее нашей династии.
Амрен недоуменно передернул плечами.
— А я тут причем? Ты отказался от меня, приговорил к смерти. Зачем ты велел мне явиться? Чтобы казнить?
— Нет, сын мой. Я позвал тебя, чтобы передать тебе трон.
Амрен опешил.
— Это что, какая-то шутка? — недоверчиво спросил он.
— Нет, Амрен. Это не шутка. Ты единственный из моих сыновей, кто остался в живых.
— Погоди, — тот растерянно запустил руку в волосы. — Как же так? У тебя ведь целая куча наследников. Я уже сбился со счета, сколько раз пушки стреляли в честь того, что у тебя родился очередной мальчик.
На смуглом лице султана проступила болезненная испарина.
— Бурхан подарил мне десятерых сыновей, но девять из них уже предстали перед ним. Видимо, лишь тебе суждено меня пережить.
Амрен уже ничего не понимал.
— Не может быть! Все мои братья мертвы? Но почему же никто об этом не знал?
Повелитель тяжело, с хрипом, вздохнул.
— Ильяс и Ахмед умерли во младенчестве…
— Это знаю, — перебил Амрен, — но что с остальными?
— Ты пропал без вести. В народе пошла молва, что над династией нависло проклятие. Мы стояли на пороге восстания, и поэтому я повелел держать в строжайшем секрете кончину остальных сыновей.
— Но Хамуда ты казнил прилюдно.
— Да, потому что этот пес осмелился бунтовать против меня.
— Но что случилось с другими? Неужели все мертвы?
Глубоко запавшие глаза засветились безмерной печалью — сейчас Амрен видел перед собой не всесильного повелителя, а скорбящего отца.
— Мурат и Рахим скончались во время эпидемии чумы. Ходили слухи, что их нарочно заразили, но доказательств нет… Фарид погиб на охоте. А Юсуф и Хусейн… их отравили.
— Кто? Зухра?
Падишах долго молчал, глядя в потолок, затем снова перевел глаза на Амрена.
— Раньше я бы повелел отрубить голову каждому, кто осмелился бы так отзываться о госпоже. Но чем дольше я об этом размышляю, тем больше у меня подозрений, что смерть моих детей — это ее рук дело… Но сейчас не время об этом говорить… В конце концов у меня остался один Селим. Все надежды я возлагал на него, но всевышнему было угодно отнять его у меня. Какие-то неверные пробрались к нему во дворец и подло задушили его, да пребудет он в раю.
Амрен криво усмехнулся. Жаль, что так вышло с Селимом. И слава Бурхану, что отец не знает, кто именно его убил.
— Но разве у Селима не было детей? — поинтересовался он.
— Были. Двое, — с грустью сказал повелитель. — Но оба стали жертвами распрей в его гареме. Одна из его наложниц убила сына другой, а когда ее приговорили к смерти, то она отравила и своего ребенка.
— Что? Зачем? — опешил Амрен.
— Из мести или от отчаяния, — предположил падишах. — Судьба распорядилась так, Амрен, что ты теперь мой единственный наследник.