Я дал ей теплой воды. Повторно прослушав работу сердца, послал шофера за носилками. Старушка нуждалась в срочной госпитализации, иначе в любую минуту могла наступить блокада.
В машине я еще раз проверил работу ее сердца.
— Должны успеть, — прошептал я шоферу и тихонько прихлопнул заднюю дверь. Оглянулся и замер. Художница, на ходу расчесывая мокрые волосы, шла к машине.
— И в какой морг вы ее повезете?
— Что вы? — прошептал я.
— Я ничего… Я просто у вас спрашиваю, в какой морг вы ее повезете…
Я не знал, что и сказать. И лишь когда она приоткрыла заднюю дверь автомашины, и, пристально посмотрев в темноту, вдруг насторожилась — это мать ее, застонав, зашевелилась, я тихо сказал:
— Я же вам говорил, что вы ошиблись. Ваша мама оказалась живой. Мы привели ее в чувство, и теперь она нуждается в срочной госпитализации.
— В больницу? — переспросила она.
— Да, в больницу.
— Нет… нет! — вдруг прокричала она и вцепилась в мои плечи. — Я прошу… Я приказываю оставить ее, — и, отстранившись от меня, она запричитала: — Ну что же, ну что же мне делать?.. — Наши взгляды встретились. — И зачем… и зачем я только вызвала вас — И вдруг, отшатнувшись от машины, проговорила: — Ну и что, ну и что из того, что она жива, доктор, ну хотя бы вы поймите, к чему и ей и мне такая жизнь. Ведь она уже три года как парализованная, почти не ходит, почти не ест и не пьет. Если бы вы знали, как я устала… у меня нет уже сил… я не живу, я мучаюсь…
Она еще что-то говорила, то и дело протягивая вперед руки. Но я не слушал ее…
На улице было темно, высокие фонари молча светили на асфальт, и он местами серебрился. Я вспоминал ее вечерние пейзажи, которые раньше мне так нравились и которые теперь, какими бы они ни были прекрасными, не будут мне больше интересны.
Шофер яростно сжимал баранку.
— Надо же, родная мать ей надоела, — заоткровенничал он вдруг. — Надо же. А я вот, доктор, всю жизнь без матери. Даже и ничего не помню о ней. — Он вздохнул. — Вроде и не маленький, а без мамы, доктор, тяжело мне.
Когда машина вышла на прямую, ведущую к больнице, он вдруг спросил меня:
— Доктор, а доктор? А у вас есть мама?
— Нет… — с горечью ответил я ему.
Мне обещали квартиру. Я старался, работал. Жалоб от больных не было.
И вот тут вдруг почти перед самым получением квартиры я ехал на вызов без шприцев. Так уж получилось, что медсестра процедурного кабинета Зоя, никогда раньше не подводившая, как назло, заговорившись с кем-то из посетителей, вместо комплекта шприцев сунула мне пустой стерилизатор. Я ехал на вызов, ничего об этом не зная.
«Скорую» вызвала известная всем бывшая судья Сосновская, которая может «накатать» жалобу, а то и три, стоит ей только не угодить.
— Полчаса жду, — заворчала она, когда я позвонил в ее квартиру на десятом этаже.
— Извините, лифт не работал.
— Для вас они вечно не работают, — зло отрезала она.
— Что беспокоит? — вежливо спросил я и быстро измерил давление (у Сосновской оно было нормальное).
— Голова, — и, видя, что я стал щупать ее пульс, на мгновение замолкла, а затем опять заговорила: — Кружится так, что встать не могу…
«Главное, не противоречь ей, — вспомнил я совет старших моих коллег. — Делай общеукрепляющее, то, что никому не вредно».
— Вот-вот, закружилась… закружилась…
— Успокойтесь, дело ваше поправимое, — сказал я и, быстро отыскав нужные ампулы, открыл укладку.
И тут как будто кто-то ударил меня под дых. Ни иголок, ни шприцев в укладке не было.
— Черт возьми, — прошептал я.
— Что вы там шепчете?
— Да это я так… Дозу подсчитываю…
— Не превышайте. Я вашего брата знаю, вы готовы сразу тройную всадить да еще снотворное прибавить, чтобы вас ночью не вызывали.
Чувствуя страшную усталость во всем теле и превозмогая ее, я еще раз перетряхнул и перепроверил сумку.
— Спирт мой возьмите, — приказала Сосновская. — В ваш я не верю, вы его разбавляете. После вашего спирта у меня всегда абсцессы.
Сосновская говорила, говорила, а я чувствовал, как вся моя голова, и все мое широкое лицо, и даже мои усы покрылись горячим, липким потом.
— Ну, чего замолчали? Собираетесь магнезию делать?
— Да-да, магнезию… — машинально ответил я, не зная даже зачем. Ибо знал, что судьба моя предрешена.
— Ни в коем случае. У меня от магнезии ознобы и скулы сводит.
— Эуфиллин можно? — спросил я.
— Нет, — отрезала Сосновская и добавила: — Да вы что, не знаете, от чего эуфиллин? Ох и быстро же вы медицину забываете. Эуфиллин подсовывает. Ишь, хитрец. Да его ж при астме колют, — она минуту-другую помолчала и, почувствовав, что от меня ждать нечего, махнула рукой. — Ладно, сделайте лучше дибазол с папаверином. Мне всегда их делают. Только уж если кричать буду, не трусьте, это от боли. Уколы ваши ужас как не переношу…