— Все о пахоте спрашивает, — произнес травматолог и, привстав, стал собирать со стола бумаги, видно, для того, чтобы уйти. — А какая может быть пахота? Если… Да вот лучше ты посмотри сам. — Он достал снимок. — Это просто ужас какой-то. Развивается остеомиелит, то есть нагноение всей верхней трети бедренной кости… — и тут же, резко взяв из моих рук снимок, он как бы в оправдание самому себе буркнул: — И помяни мое слово. Все эти ненормальности у него идут из-за того, что он пил… Да, я не шучу. Вот, видно, организм у него и ослаб, сопротивляемость почти на нуле. Тот брат умник был — трезвенник. А этот… Вот тебе и близнецы, душой и телом близкие…
Вызвали в пригород. Болеет парень. Высокая температура. Озноб и сильный кашель. Приезжаю. Парень тридцати пяти лет, весь горит. Тут же осматриваю. Надо срочно везти в больницу, хотя он и отказывается. Приходится разъяснять ему, вдалбливать, что такое двусторонняя пневмония и к чему она приводит. Кое-как уговорил его. Я сидел в комнате, дожидаясь, пока он соберется.
Парень из-за печи выволок деревянный чемодан и, словно к чему-то прислушиваясь, внимательно посмотрел на ржавый замочек и, прошептав: «Слава богу, отогрелись», тихо и очень осторожно сдул с него пыль, протер влажной тряпкой. «При такой температуре недалеко и до бреда…» — так объяснил я себе его странное поведение. А в деревянном чемодане небось лежат все его зимние вещи: я сам посоветовал ему взять теплые вещи, ибо с такой пневмонией он пролежит в больнице около двух месяцев, и за это время уже наступит зима.
— Ну, собрался? — спросил я его.
— Кажись, собрался. — И он рядом с деревянным чемоданом поставил еще один, чуть-чуть поменьше.
— А этот зачем? — спросил я удивленно.
— А как же мне без них? — совершенно серьезно произнес он и прикрыл рот руками: начался озноб, и он не хотел, чтобы я слышал, как стучат его зубы.
— Поторапливайся, — попросил я его и, взяв чемоданы, понес их к машине.
Парень, превозмогая тяжелое дыхание, всю дорогу благодарил меня: «Доктор, большое вам спасибо!..» — и еще что-то наподобие того, что вот, мол, им, чемоданам, тоже будет хорошо.
Я доставил его в больницу и отправился на свою станцию. Скоро пересменка: мне пора было уже возвращаться.
Темнели улицы. Мелкий осенний дождь, то появляясь, а то пропадая, навевал на душу грусть и этакую вот печаль, что уже никогда, наверное, теперь не будет тепла.
— Ну и погодка… — то и дело вздыхал шофер.
«Осень, — подумал я, — как никакое другое время года давит и на больных, не оставляя им надежды ни на радость, ни на улыбку…»
Перед самым нашим носом нарочито развязно и смело перебежали дорогу две старушки.
Шофер, просигналив им, прокричал из окна:
— Ну и бабки. Девятый час! А вам все не спится!
И тут же притих, удивившись, как вдруг багрово-ярко вспыхнули по всей набережной уличные фонари.
— Доктор, а ей-богу, жизнь наша точно бабочка. Порхаешь, порхаешь, а потом раз… и сгораешь, — прошептал он неожиданно и улыбнулся нестрого, шутливо.
Описав круг на площади, наша машина остановилась у подъезда «Скорой». И не успел я выйти из нее, как вдруг мне показалось, что вся «Скорая», начиная от случайных больных и кончая врачами, удивленно смотрит на меня.
— Доктор, а доктор, и что это они на нас вылупились? — в смущении спросил шофер, невесело посматривая то на меня, то на толпу у подъезда. Не обращая особого внимания на собравшийся народ, я пошел навстречу…
Главный врач «Скорой», неизвестно как оказавшийся в столь позднее время, по привычке слегка выпятив нижнюю челюсть, нервным, да каким там нервным, истерическим голосом закричал на меня:
— Вы как прикажете понимать этот ваш очередной ляпсус? А? Почему вы молчите? Я вас спрашиваю или нет?
— Какой ляпсус? У меня сегодня не было никаких ляпсусов. Извините, я не понимаю вас.
Толпа засмеялась, загудела, а кто-то выкрикнул:
— Ничего себе. Хорош гусь.
Главврач, в удивлении уставившись на меня, точно я был действительно гусь, побледнел, нижняя челюсть его еще более выпятилась:
— Тьфу ты, — со злостью сплюнул он и прибавил: — Ну, всяких видел, но такого… Зачем, зачем вы привезли в больницу пчел?
— Каких пчел? — удивленно переспросил я. — Никаких пчел я в больницу не привозил.
— А больной?
— Да, больной… был… с подозрением на двустороннюю пневмонию.
— А два чемодана?