Делать было нечего, и я покорно начал подчиняться всем командам хирурга. Постепенно я перестал замечать окружающие меня предметы. Рана, огромная рана была перед моими глазами. И деревянный, монотонный но звучанию голос хирурга.
— У-ух, ну ты!.. А ну давай разыскивай сосуд… Вишь, как кровит… — не грубо, а уважительно поправил меня хирург, и, заметив, что я нашел сосуд, он тут же давал совет: — А теперь шевелись, суши и перевязывай следующий. — Иногда, когда он не смотрел на меня, он говорил поспешно: — Ну а теперь подай салфетку и для контроля второй зажим… А то вдруг сосуд выскочит. Да не спеши брать мелочь, бери те сосуды, что покрупнее, с мелочью мы всегда справимся. Сосуд перевязал и тут же суши его…
Я сопел. Я старался. Времени для обид не было.
— Да ты что это словно в земле копаешься? — опять закричал он.
— Извините… — тихо произнес я. — У меня руки дрожат…
— Ну и что, что дрожат? — произнес он и тут же вновь продолжил: — Ты двумя пальцами захватывай ножницы, и без всяких там фокусов, ибо тут у нас не в ателье, а в печке… чуть что проворонил и враз сжаришься, совесть-то она за смерть больного будет все время тебя печь… Сосуд свалил-перевязал и сразу же шелк срежь… да усы большие не оставляй, только чуть-чуть, так называемые подусики…
— Доктор, и долго мне еще эти сосуды перевязывать? — набравшись смелости, спросил его я. А он как ни в чем не бывало ответил:
— Долго, очень долго…
А потом попросил:
— А ну давай срочно заходи сверху и спереди, вторую нитку указательным пальцем перехвати… Вишь, зажим сорвался. Ой, да что же это ты делаешь? Ты же кожу захватил… Ну, милый, так нельзя… И над ухом моим не пыхти, а то и так дышать нечем… Молодец, молодец… Перевяжем самые главные сосуды… Только за кончик зажима шелк заведи, а в остальном я сам ухвачусь… Вот и все, кажется, норма… Ну и отлично… Эх, ну что же, опять сорвался… Ладно, накладывай вновь ранорасширитель, растягивай рану и держи, я сам перевяжу…
Я так устал, что нет даже сил повернуть тело. И в ногах, и в груди, и в голове все гудит; спина ноет, затылок болит. В ушах треск-шум то и дело сменяется каким-то пронзительным звоном-писком, а перед глазами так рябит, словно я нахожусь не в операционной, а в дождь на озере. Но хирургу хоть бы что, он лишь изредка покряхтывает да знай делает свое дело.
— Да не загораживай ты своей головой свет… Каждая минута дорога, а ты… Видишь, где сосуды подкравливают, клади на них салфетки. Хорошо, хорошо, молодец. Динамично работаешь.
А потом хирург закричал:
— Сестра, у меня высохла глотка, смочи мне ее…
Хирург чуть отходит от стола, и сестра торопливо подсовывает под его маску стерильную резиновую трубку с воронкой на конце. В воронку сестра льет дистиллированную воду. Хирург с жадностью пьет ее, и я слышу даже, как булькает вода. Утолив жажду, хирург продолжает бой. Вдруг в операционной раздается неприятный звон. Это я локтем зацепил три зажима и какую-то баночку с кетгутом в спирте, и они упали в мусорный таз под ногами.
— Извините… — лепечу я хирургу.
— Да ну тебя, — бурчит он, — ладно, извиняю… Ш только учти, больной не извинит, если что…
Приподняв голову, хирург спрашивает у анестезиолога:
— Как давление? Пульс?
— Все падает. Второй флакон крови, капельница на всю открыта, и куда она только уходит…
Хирург поежился, переступил с ноги на ногу и вновь спросил у анестезиолога:
— Терпимо?
— Пока терпимо, — вздохнув, ответил тот. — Но минут через десять я за него не ручаюсь. У больного может наступить шок.
Хирург продолжает оперировать.
— Ничего, ничего, конечно, тут для тебя нет приятного, но вот, вишь, дыра… — и он показывает мне дырку в желудке размером с пятикопеечную монету, которая кровит безбожно. Хирург быстро ушивает ее. Я помогаю ему. В эти минуты я перестал себя ощущать. Радость от того, что больной теперь будет жить, окрылила меня. В эти минуты я был выше всех. И хотя, конечно, хирург спас больного, мне все равно казалось, что это я спас его, и никто другой. Операция заканчивалась. Повеселел анестезиолог. Он то и дело что-то с улыбочкой говорил операционной сестре и даже несколько раз подмигнул ей.
— Как давление? — спросил его хирург.
— Пока на одном уровне, — отчеканил он по-солдатски и тут же, прослушав работу сердца, добавил: — Порядок, есть порядок.
— Мне можно уходить? — спросил я хирурга.
— Ты что же думаешь, мне одному такую рану будет легко зашить? — вспыхнул он. — Да я с ней один часа два провожусь…
И работа вновь закипела. Но через несколько минут хирург вновь начал кричать на меня.