Конвертов ему не хватило, и тогда он свернул треугольником. «Чай, из-за пяти копеек государство не обеднеет…» — рассудил он, темной ночью пробираясь к костюковскому почтовому ящику (в касьяновский ящик бросать анонимки он побоялся, из касьяновского ящика их может кто-нибудь выкрасть и продать какому-нибудь писаке, да и почтарь, наверное, председателем подкуплен, ведь начальник начальнику всегда лапу греет).
— Ну, теперь он не уйдет, — с облегчением вздохнул Никифоров, набив костюковский ящик своими анонимками. Но не успел он отойти от почтового ящика даже на десять шагов, как тот от тяжести анонимок рухнул. Падение было мягким, и Никифоров его не услышал. Поначалу выглядывающий из сугроба почтовый ящик к утру следующего дня вообще перестал выглядывать, а за ночь его так замело влажным снегом, что копай, копай — не откопаешь.
— Ну и катавасия, — сказал наутро сторож, — это надо же, почтовый ящик стащили.
Председатель, гладко выбритый, чуть прихрамывая на правую ногу, аккуратно упакованную в красный шерстяной платок с неоторванной этикеткой, как пропеллер крутившейся на ветру, поддерживаемый Веркой, шагал по расчищенной от снега улице.
— Ох, черт! — вскрикнул председатель, зацепившись ногой о какую-то неровность.
— Ой, Володя, да это же не черт, это валенок, — засмеялась Верка и подняла дырявый валенок.
— Новый? — спросил Пред.
— Нет, рваный.
— Ох, и беда мне от этих валенок, — горько вздохнул Пред и добавил: — Зимой еще ничего, а вот когда снег по весне начнет таять, они в таком количестве проступают, как будто у нас целая армия переобувалась.
— Неужели они так в грязи и пропадают? — спросила Верка.
— Нет, их Ванька по весне насобирает, а зимой, нацепив на них фирменные этикетки, продает как новые.
— Ишь какой ловкий, — удивилась Верка.
— Вер, ему можно. Ведь сама знаешь, у него двое гавриков плюс почти парализованная теща.
— Нет, Вовик, ты это брось, с расточительством тебе надо кончать, — и Верка тут же давала Преду директивы. — С наступлением весны эти валенки теперь будешь ты собирать, а я их в своем магазине без всяких этикеток за полцены буду продавать. Понял ты?
— Понял, — вздыхал Пред.
— Доктор, а тебя кто вызывает? — спросил Корнюха.
— Откуда я знаю, — ответил я и прочитал ему адрес: — Вторая просека, дом 5, фамилия Лукашов.
— Доктор, а ты… не шутишь?.. — вдруг спросил Корнюха, как-то странно рассматривая меня.
— В такую пургу не до шуток, — ответил я ему.
— Странно, — пробормотал Корнюха и хмыкнул. Потоптался на месте. Пожал плечами. Наконец после минутного молчания сказал: — По этому адресу проживает парень из-под Ряжска, он спрятался от докторов.
— Как это спрятался? — удивился я.
— А так вот, — спокойно произнес Корнюха. — Если бы вы не залечивали, он бы не прятался.
Произнеся это, Корнюха с грустью посмотрел в небо. Его волосы, покрытые снежинками, походили на серебристую фольгу, мохнатые брови на вату, а глаза с белыми ресницами на блестящие янтарики, ну точь-в-точь что в ушах у Нинки Копыловой.
Вдруг рядом что-то зашуршало, потом затарахтело. Я оглянулся. С двумя лопатами за пояском, с ломом в правой руке и с тремя пустыми ведрами, связанными друг с другом алюминиевой проволокой, предстал перед нами сельповский грузчик. Воткнув в снег лом, потом лопаты, он пал перед Корнюхой на колени.
— Ради Бога, Корнюха, не умирай, — выпалил он.
— В чем дело? — спросил его удивленный Корнюха и, приподняв, поставил на ноги.
— У меня дело к тебе есть, — засопел грузчик.
— Какое дело?
Грузчик, отряхнувшись от снега, начал объяснять:
— Баба Клара решила на днях завести парник. А для парника, сам знаешь, нужен чернозем. Я думал, думал и додумал, что в этой самой балочке и есть нужный бабе Кларе чернозем.
— Ишь ты, — улыбнувшись, произнес Корнюха и, строго посмотрев на грузчика, спросил: — Скажи, и за сколько ты с ней договорился?
Грузчик думал, думал, а потом ответил, как всегда отвечал:
— Бескорыстно.
Корнюха засмеялся.
— Ну уж нет. Ради Бога, не смеши. Скажи честно, сколько ты с нее взял?
— По-божески.
— А как это по-божески?
— А это значит, что она будет мне должна… — и грузчик прошептал ему на ухо, — десять бутылок снежного кваса…
Корнюха от удивления даже присвистнул.
— Ну ты, брат, и дерешь, — и он тут же, по-видимому, приняв предложение грузчика, выбрал лопату покрепче и поплевал на руки. — Хорошо, я тебе помогу, но смотри, как бы она тебя не наколола, снежной воды не подсунула…