— Помолчи, ну будет тебе, будет… — и она, слегка смущаясь его волнения, подбежала к шкафу и, достав оттуда спирт, начала растирать его руки и ноги. А потом, укутав Яшку в верблюжье одеяло, уложила позднего гостя на диван и, устроившись рядом, стала ложечкой поить его теплым чаем.
— Е-ко-ко!.. Е-ко-ко!.. — верещал счастливо Яшка, чувствуя, как вновь обретает он силу и уверенность.
— Понимаешь, Лиль, «темнота»… — чуть погодя начал он ей объяснять. — Даже рассказать невозможно. Такая от пенсионеров тоска. Но ведь при чем я? Транспорта не хватает. А во-вторых, у меня семья, двое гавриков. Да разве я могу их один на свою микронную зарплату прокормить. Конечно, нет. Мне нужна халтура. Без халтуры я пропаду. А «темнота»… Конечно, я сочувствую их несчастным судьбам. Э, Лиль, Лиль. Да разве мы при теперешней жизни до их возраста доживем. Конечно, нет. Тут гонки каждый день. Сегодня не украл. Значит, завтра пропал. Если до сорока доживешь, и на том спасибо. А там уж точно окочуришься.
Лиля, улыбаясь, посмотрела на него. Вытерла душистым платочком пот с его лица. Ловко поправила под Яшкиной головой подушку. Яшкина жена так не может. Да и некогда ей. Не до него. Ей с двумя гавриками приходится вертеться день и ночь.
— Да что это вы, на «темноте» все помешались… — улыбнулась Лиля. — «Темноты» никакой нет, в наше время есть один свет.
Яшка покачал головой.
— Нет, Лилечка…
— Хорошо, пусть будет по-твоему… — сказала она, вздыхая. — Ну, а теперь ложечку малинового варенья. Береги себя, а сберегая себя, ты сбережешь и меня. Понял, миленький.
— Понял, понял… Да и как тут не понять… — улыбнулся Яшка. Руки его задвигались. Он прикоснулся к ее плечу. — Ты счастливая, ты не видела еще «темноту».
— Так это та темнота, что сейчас за окном? — засмеялась Лиля.
— Да нет…
Лиля внимательно посмотрела на него. И поставила на стол чашку, ощупала ладошкой Яшкин лоб и нежно сказала:
— Тебе, видно, милый, надо поспать. Ты бредишь, тебе плохо… Я сейчас принесу градусничек, и мы измерим температурку. И если вдруг она у тебя окажется высокой, я дам тебе таблеточек.
— А они горькие?.. — захныкал Яшка.
— Нет, нет, миленький, сладенькие… — И Лиля нежно обняла его и поцеловала.
— А от «темноты» у тебя, Лиль, нет таблеточек?..
— Будут и от темноты… — засмеялась она, по-своему понимая его. — Вот только я немножечко приведу себя в порядок, и тогда мы с тобой поговорим… Понял, миленький?…
— Я-то пойму, да вот «темнота» не поймет… — и Яшка пристально посмотрел в окно.
И хотя Лиля раньше без всякого труда понимала Якова, но сейчас она вдруг растерялась. Бывало, Яшка по-разному бредил. Но чтобы вот так, темнота казалась ему живой, такого еще с ним не было.
— Может, приоткрыть окно?.. — вежливо спросила она его.
— Нет, нет… — испуганно зашептал Яшка, отодвигаясь к стене. — Сюда их ни в коем случае пускать нельзя. Иначе они убьют меня.
— Орелчик ты мой святой… — зачастила Лиля. — Учти, покуда ты со мной, тебя не в силах никто тронуть. Слава Богу, я не только гипнотизер, но и обладательница обширнейшего положительного биополя… — и она, расстегнув халат, в какой-то экзальтированной задумчивости посмотрела на свой живот. Яшка разволновался, а вдруг она беременна. Хотя, кроме него, таких гостей, как он, бывало у нее превеликое множество, и всех она лечила, и всех она успокаивала.
Наконец Лилька икнула. Это означало, что концентрация положительного биополя в ее теле достигла максимальной величины.
— Где твоя «темнота», где?.. — сверкнув глазами и ковырнув пальцем в носу, спросила Лиля. Яшка знал, что в эти минуты с ней лучше не спорить, иначе она может его испепелить.
Ее напряженные глаза готовы были выскочить из орбит.
— Где твоя «темнота», где? — повторила она вновь. И от рук ее, и от тела стал исходить аромат, схожий с запахом белой акации. Кончик носа ее приподнялся и ноздри, как и зрачки, уставились на него, точно дула двустволки.
— Они к станции побежали… — пролепетал Яшка, заметив, как один зрачок ее стал бледно-зеленым, а другой розовым.
— Какие они из себя? — жутким голосом спросила она.
Все закружилось перед ним. В тело его стали проникать тоненькие, сладко обволакивающие иголки и тут же в нем растворяться. И как во сне он стал отвечать на ее вопросы.
— Сухенькие, старенькие. Человек двадцать пять.
— А среди них есть гипнотизеры или полебиотики?..
— Насчет полебиотиков не знаю, точно так же как и насчет гипнотизеров… Но насчет холода, это точно, его у них хоть отбавляй. Когда порой они со мной здороваются за руку, то у меня ощущение такое, словно правая рука до самого плеча лежит в морозилке.