— Если не знаешь, всегда спрашивай, — проговорил Максимыч. — Я думал, ты мастак, а ты, оказывается, элементарных вещей не знаешь: работать резаком такая чепуха, козла научи, и он будет без труда это делать. Варить — это другое дело. Здесь, кроме рук, глаза и ум прикладываются.
Васька молчит. Да и что ему говорить, если виноват.
— Ладно, забудем старое, — проверив работу резака, говорит Максимыч и опять ведет Ваську к раме. И вновь окружили их пэтэушники. Как и прежде, беззаботно и фыркая. Однако как только начал Максимыч нежно и очень аккуратно резать металл, напряглись, приутихли.
— Ишь сварной как лихо режет, точно клюкву ест, — весело сказал Юшка и, закурив, затянулся глубоко, удовлетворенно.
Через полчаса, а то и меньше Максим сделает ему раму. Маляр по кличке Френчик (его прозвали так потому, что он любит ходить на работу в гимнастерке) закрасит шов и, чуточку дав просохнуть краске, звонко крикнет Юшке:
— Выезжай.
Наконец вырезан проржавленный, пришедший в негодность металл, и на его место подогнана латка. Васька прижимает латку к раме длинными щипцами. Максим сменил резак на горелку. Чуть-чуть прихватил по краям латочку. Доволен, что все пошло хорошо; между пэтэушниками и шоферами опять перемирие, они шутят, улыбаются и почти не обращают на Максимыча внимания. Знают, сварной не подведет. Рама может лопнуть в другом месте, но на месте шва никогда.
Прислушиваясь к дыханию Максимыча, Юшка спрашивает:
— Воды принести?
— Принеси, — и, оттопырив губы, тот задумывается. Затем, отложив горелку в сторону, идет к электросварочному аппарату, берет самые толстые электроды и, сменив очки на забрало, мелом отчерчивает в раме места, где нужно как следует прихватить и проварить. Васька копошится рядом. Стремится запомнить действия сварного. С заботливостью и старанием помогает Максимычу подсоединить кабель и вставить клыкастой барыне в рот электрод; клыкастой барыней Максимыч называет рукоятку-держак электросварки.
— Давай массу, — кричит он Ваське и показывает на оголенный провод с огромным блестящим крючком на конце. Тот послушно тащит его.
— Прицепляй к хвосту рамы.
Васька быстро прикрепляет его. Юшка по приказу сварного включает рубильник.
— Ну а теперь проверим разряд… — и Максим электродом прикасается к раме. Горячие, белые искры пугливо разлетелись по сторонам.
— Порядок, — отложив в сторону клыкастую барыню, Максим, сняв рукавицы и приподняв забрало, принимает из Юшкиных рук ковш с водой. Он пьет ее жадно, словно нет ничего вкуснее на свете воды. Вода булькает в горле. И в такт ей шумливо хрипят легкие. Капли с подбородка падают на зеленую промасленную робу. Мазутные, потные руки крепко обняли ковш, кажется, что они вот-вот его продавят, и тогда вода потечет по пальцам, остужая их и облагораживая. Глаза полуприкрыты, они почти не смотрят на белый свет. Как приятно разлакомиться во время жаркой работы! Ковш трехлитровый, его сам же сварной когда-то из нержавейки сварил. Всю воду Максим не выпивает. Передает ковш покорно стоящему рядом с ним Ваське.
— Остудись, сынок. Сварная работа дело жаркое, без воды никак не обойтись.
— Студись, студись, не стесняйся, — подбадривает Ваську Юшка. — Если не хватит, я еще тебе воды принесу.
Юшка заинтересован в сварном деле. Чем быстрее Максимыч сделает раму, тем раньше он съедет с ямы, а до вечера еще целых шесть часов, и он успеет перевезти с карьера на завод плановый объем глины. И тогда ему и ремонтные заплатят, и рабочий день поставят. Юшкин сменщик болеет. Так что машина в полном его распоряжении.
Васька дрожащей рукой взял ковш. Лучисто сверкнув, зашевелилась вода.
— Можно до дна? — тихо спросил он.
— Не до дна, а дочиста, — засмеялся Юшка. — Пей, пей, тебе говорят.
И Васька, промычав что-то, одним махом осушил ковш. Причмокнув капли-остатки, облизал губы, жажда приутихла. Отдав Юшке ковш, вытер холодный пот со лба. Отрезвили его сегодняшние события. Прежнее тупое чванство, на которое раньше он в силу своего максимализма любил делать ставку, вдруг безвозвратно сгинуло.
— Честно сказать, нам с тобой повезло, — очень тихо сказал ему Максимыч.
Видимо, горящие шланги тоже не выходили из его головы.
— Ладно, начнем помаленьку. Обживайся рядом со мной и все запоминай… — и притронулся электродом к прочерченному мелом месту. Появился гул, затем треск, напоминающий ломку льда. Сноп крупных искр окружил электрод. Похрустывая, они разлетались по сторонам. Стык между рамой и латкой заливался бледно-голубым электродным металлом. Ваське пришлось надеть рукавицы, искры больно покалывали руки. Проварив примерно на два сантиметра металл, он просил Ваську постучать по шву. Тот стучал что есть силы, но шов уже был свой, родной, он не трескался и не отставал.