Таков план операции, мой фюрер. Русские получат смертельный удар в свой тыл так, как жало скорпиона вонзается в жертву резким роковым взмахом.
Стул заскрипел, когда шеф VI Управления РСХА сел удобнее, изменил осанку и подтянул к себе микрофон. На лице Шелленберга застыла довольная гримаса, хотя и не без тени волнения.
— Благодарю вас, оберштурмбаннфюрер! Добавить к вашему докладу больше нечего. Надеюсь, фюрер оценит наш общий план и вынесет свой вердикт. И да поможет нам Бог!
Задумчивый Эбсгер-Редер тяжело вздохнул, будто это он вел долгий волнительный монолог, а не Скорцени. Потом налил из кувшина в фужер воды и стал медленно пить ее. Кадык оберштурмбаннфюрера СС ходил туда-сюда, а двое офицеров и адъютант внимательно следили за его передвижениями. Шелленберг уловил жест своего помощника, кивнул и обратился к коллегам уже без записи диктофона.
— Господа офицеры! Спасибо за участие в подготовке плана операции. Если «Скорпион» «выстрелит» удачно, то есть рейд окажется шумным и весомым, а самолет и группа доберутся до конечных пунктов назначения невредимыми… Ну, или с минимальными потерями, то… Уверен, фюрер по достоинству оценит заслуги всех участников. Повышения в званиях, награды, почести и слава будут обеспечены. Наш дорогой Отто и так уже купается в признаниях и почете, особенно после освобождения Бенито. Давайте же и теперь не посрамимся! А теперь… Все свободны. И ждем ответа фюрера.
Все четверо, включая адъютанта, одновременно поднялись со своих мест, щелкнули каблуками и кивками обозначили служебное приветствие.
А через семь часов в ведомство Кальтенбруннера с отпиской в управление Шелленберга пришел ответ от Гитлера. Его одобрение плана операции «Скорпион» и разрешение на начало осуществления проекта.
Глава 4
Весна в Кызылкуме стояла в самом разгаре. А это уже и палящее солнце с температурой воздуха до плюс сорока, вездесущая пыль, столбы песчаных вихрей, а иногда и нашествия афганца[27]. К тому же весной активировалась фауна пустынь, так как у многих представителей членистоногих, пресмыкающихся и диких животных начинались брачные игры и появлялось потомство.
Лейтенант Синцов, перестав любоваться красотами Кызылкума, розовеющим к вечеру небом и цветущей флорой, легкой рысью погнал Гитлера по еле заметной тропе. Звон колокольчиков и блеяние тающего за большим барханом каравана исчезли вместе с последним в веренице бактрианом[28], нагруженным товарами народного потребления для жителей райцентра. Железнодорожных веток в этой местности не было, поэтому верблюды, эти корабли пустыни, заменяли уже многие века транспорт, являлись источниками мяса и шерсти.
Для Синцова его верный Гитлер не был ни мясом, ни источником шерсти. Скорее другом. Именно другом, учитывая одинокий образ жизни лейтенанта, скукотищу и муторную службу. На верблюде Николай объезжал свои владения, с ним он ел, спал рядом и разговаривал.
А еще у чекиста в друзьях «ходили» древний, как высыхающий Арал, мираб Агинбек, томик поэта Владимира Андрейченко и старый, но надежный «маузер К96».
Синцов улыбнулся, раскачиваясь в самодельном седле в такт легкой трусце Гитлера. Мираб Агинбек стал для офицера-«линейщика» хорошим приятелем и собеседником. Они подолгу проводили время за чаепитием и разговорами о бытии и мироздании, о природе Сибири, откуда родом был Николай, и Ближнего Востока, где все свои 68 лет прожил добрый тихий дехканин. Встречались не часто, потому что у чекиста хватало своих забот на вверенной ему обширной территории, а старого аксакала сложно было застать на одном месте. Агинбек постоянно отсутствовал в ауле — то помогал на бахче у дочерей или пас на дальнем кордоне овец, то на Сырдарье строил каналы или чистил арыки в Нукусе. Но в те редкие, по-дружески теплые вечера, что Синцов и Агинбек проводили вместе, ночуя в яйлаке[29] и охотясь на сайгаков, подолгу глядя на Млечный Путь и мечтая, они сближались еще больше. В такие минуты мудрый старик казался Синцову древним ожившим идолом, спустившимся из созвездия Ориона на эту пустынную землю для праведных дел. Они обычно млели у костра, удобно раскинувшись на овечьих шкурах, шумно прихлебывая из пиал горячий зеленый чай, иногда закусывая дробленым сахаром или сладкими финиками, любовались ночным небосводом и говорили, говорили, говорили…