Доктор вздохнул:
- Я не завел никого на острове. И развод был задолго до того. Все перебрехали, сучьи дети, а прошло времени всего-то пара недель.
Алла запустила пальцы в подстриженные челкой рыжие волосы:
- Не мое, конечно, дело... Но все равно ж узнаю через сплетни. Лучше сам скажи. Если не хочешь, чтобы опять переврали.
Зеленые глаза смотрели серьезно и сочувственно, так что доктор проговорился:
- Мне выдали предписание до Хабаровска. Типа, секретное. То есть - там скажут, куда дальше. Жена с порога: карьера или семья! Я только заикнулся, что на самом-то деле мы еще дальше поедем, а мне в ответ: “Куда там еще дальше? В поселок Новоебуново на берегу Тихого Океана? Ты это решение один принимал, без меня! Вот один и катись! ”
Доктор фыркнул:
- Я было собрался объяснить про Перл-Харбор, да чего-то обиделся. Если, думаю, сейчас вопли, то как же она заорет, когда со мной, не дай бог, случится что? Нынче не старый мир, инвалидность как раньше насморк, на каждом углу можно подхватить... Ну и покатился. Один.
- И что теперь? Я видела в гостинице, ты кидал письма в ящик. Ты ей не писал потом?
Доктор:
- Нет. Это матери с братом.
Девушка подняла брови:
- Что, “если пустишь ее в дом - не мужчина ты, не гном”?
- Нет, - врач даже плечами пожал. - Просто я в самом деле не понимаю, что сказать. “Вернись, я все прощу?” Так нет, не выговаривается как-то. Извиняться? Мне надоело, что всегда виноват я!
Почувствовав нешуточную обиду в голосе, девушка сменила тему:
- А я думала, эти ваши куклы и правда такие уж идеальные. И рядом с ними про нас вообще думать невозможно.
И оба еще раз посмотрели на экран, отображающий длинный полубак. Такао уже организовала там кресла и стойки для инструментов. На другом экране, где ради антуража крутился открытый тактический чат, доктор прочитал молниеносную переписку с берегом. Из радиообмена следовало, что выпендрежница “Такао” подойдет к порту перед закатом, чтобы актеры выступали контражуром, на фоне садящегося багрового шара.
То ли оставшиеся в кают-компании это сообразили, то ли просто не утерпели. К черту политику! Когда еще споешь вживую, для всего населения немаленькой гавани, да на борту страшного крейсера Тумана, да кровавыми крыльями за спиной закат! Довольно скоро в комнате остались только доктор и Алла.
- Ну как... - ответил врач на зависший вопрос. - Фигуры безусловно. Здоровье. А воспитание... В процессе, скажем так.
- А они правда не ревнивые?
- У них половины инстинктов нет, - постарался честно и точно пояснить доктор. - Не пытаются интриговать, практически не врут. Да значит да, нет значит нет.
- А чего так? - Алла подперла кулачками щеки.
- Ну, человечество же развивалось, - сказал доктор, чувствуя себя опытным и мудрым. - Эволюция там, то-се. А эти готовые. Рефлексы тела на месте, а вот воспитание... Не жили они в пещерах при палеолите, нет у них необходимости кормильца переманивать, друг дружке шпильки в туфли пихать.
- Так вам, получается, этого вот не хватало? - Зеленые глаза распахнулись шире обычного.
- Мой же случай не показатель, - пожал плечами мужчина.
- Ну ничего, разъясним эту сову... А мужского пола они существуют?
Доктор вспомнил Юрия Петровича Зацаренного, дожидающегося операции в Международном Гавайском Госпитале, и сказал:
- Пока нет.
- Пока? А потом?
- А потом конец, - сказал доктор. - На Земле останутся идеальные люди из нанопыли, остальные вымрут. И будут потом историки гадать, существовал хомо сапиенс сапиенс или это легенда такая. Вроде орков с эльфами.
Алла поднялась:
- Да ну нафиг! Пошли тоже на палубу. Танцевать я и без начальников могу.
- И то дело, - с облегчением поднялся доктор. - Нафиг этот гнилой базар.
***
Базар-вокзал в гостинице затих лишь к позднему вечеру. И тогда, наконец, Балалайка решилась оставить своих беспокойных подопечных. Выгрузка и размещение полусотни творческих личностей, разогретых концертом на подходе, дались ей нисколько не проще, чем тому же доктору - погрузка их на “Такао” во Владивостоке.
Но все кончается, кончились и хлопоты. Решив, что для поправки настроения следует прибить несколько нервных клеток с подобающей закуской - и, желательно, в тишине - женщина направилась к фонарям рынка. Рынок врач же и посоветовал, сказав, что привычную еду можно найти только там. А торговля идет и после заката, как в большинстве реально жарких стран.
Эскулап не соврал: и рынок работал. И квашеная капуста, столь хорошо сочетающаяся с заветной фляжкой, на базаре имелась. Но вот цена!
Балалайка перевела взгляд к соседнему прилавку:
- Да у вас тут черная икра дешевле!
Две немолодые тетушки в белых косынках и длинных закрытых одеждах, приценивающиеся к икре, завздыхали наперебой:
- Да что там дорого!
- Сын приехал, угостили бы.
- А пост. Нельзя.
- Так что, холодильника нет? - густым басом удивился иеромонах, тоже выбравшийся на берег по случаю спавшей жары.
- Да есть, так уходит завтра сын в море.
- Ну, на войне и в пути допускается не соблюдать пост, - иеромонах пожал плечами.
- А если он кабелеукладчик? Это же не война и не путешествие. Обычная работа. - Уперлась одна из тетушек. Иеромонах испустил двухметровой длины вздох. Размашисто перекрестил прилавок с черной икрой:
- Нарекаю тебя ежевикой! Все, покупайте. И не смущайте господа пустым начетничеством.
- Батюшка, благодетель наш, благослови! - обе тетки повалились в ноги. Балалайка, не зная, плакать или смеяться, вернулась к своей капусте и сказала загорелому продавцу на разухабистом “моряцком” английском, с явной угрозой:
- Вы видите то, что вижу я? Триста граммов капусты стоят четыреста рублей?
- Именно так, - подтвердила Рицко, изучив ценник.
- Вы не подумайте, - сказала Балалайка, возгоняя в себе злость, - что я плохо вижу, или выжила из ума. Просто есть эмоциональные переживания, через которые сложно пройти в одиночку...
И тут сообразила, кто стоит рядом, под тусклым желтым фонарем:
- Рицко!!!
- Капитан!!! Ай, не обнимай так, задушишь, bogatyrka, даттебайо!
- А ты постарела, подруга. Извини, если обидела.
- Все говорят... Что поделать, моложе мы не становимся. Давай присядем там вон, под навесом. Выпьем... Чего тут есть?