Матери только без меня тяжело было, пока учился. Но раз в две недели отпускали на денёк. И я старался, работы мужской по хозяйству всегда хватало. Так приедешь вечером, и с семи утра, да ещё сосед дядя Миша поможет, если одному не справиться. А мать пирогов напечёт, вкуснющих, с яблоками, с картошкой, с капустой и яйцом. Щас бы хоть кусочек. Не то что концентрат из банки, и тот не всегда дают. Как она там одна сейчас? Тяжело ей, соседа тоже в армию забрали. А если крыша опять потечёт? Конёк старый, давно поменять надо было, да всё откладывал. А теперь кто наверх полезет? Ну мать и полезет, придётся, хоть и неловкая она, да высоты боится, но куда ж денется? Как-нибудь залатает дырки. Эх, дали бы отпуск после этих боёв, я бы первым делом старый конёк отодрал да новый приладил. Только кто ж отпустит?
А всё эта сволочь Артемьич! Ну почему сократили нас с Сенькой, а не его сынка с дружком? У нас ведь образование! Мы уже с закрытыми глазами составы по станции разводили. Опыта мало, понимаешь. Четыре месяца всего, а у них намного больше? Семь классов, про перевозки железнодорожные ничего даже толком не знали. Только методом тыка. Год подсобниками работали, грузчиками, и пару лет стрелки переводили, да и то под присмотром старших товарищей. Курсы они окончили трёхмесячные! Да уж, серьёзно! Опять же Артемьич подсуетился, понимал, куда ветер дует! Ну и как разнарядка пришла сократить – так сразу нас. «В связи с отсутствием опыта». Начальник станции тоже хорош, не мог отказать собутыльнику – ну и от Артемьича ему презент. Наверное, литра три самогона. Вот и подмахнул резолюцию. А ты ждёшь тут смерти, а так бы составлял поезда вместо этого недоучки блатного. Хоть польза была бы.
Сенька, ты тут? А, оправиться отходил. Ну это правильно. Кишки тоньше должны быть. Вдруг там зацепит. А лопатку сапёрную, как надо повесил? Зря что ли я её у старшины выцыганил? За ремень, лезвием вверх? Хоть живот прикроет, не от пули, нет, от осколка! Ага, правильно. Так учили опытные ребята. Которых сменяли. Морская бригада, зубры! Волкодавы! Таких на мякине не проведёшь! Всё про войну рассказали, как продержаться под огнём. Они не выжили, кабы не такие маленькие хитрости. Их хватает, хитростей. Из траншеи уползать, когда миномётный обстрел. Выдолбил себе ячейку и сиди. Землица мягкая, песчаная. Там не тронет, разве что случайно. Фашист бьёт много. У него снарядов и мин – море разливанное. Сколько хочет, не то, что у нас. Ну, где ж ракета? И принесло на нашу голову этого майора, замкомполка. Придурок. Сволочь. Чуть что орёт. Наорёт и в морду уставится. Реакцию изучает. А какая реакция? С таким идиотом не поспоришь! Я сам всё видел. Ему ротный, приказ услышав, прямым текстом:
– Да, распластаемся мы все тут! Все ляжем, собирать некому будет!
А он как баба базарная, визгливым таким голоском:
– Ничего не знаю, есть приказ, наступать любой ценой! За неисполнение знаешь, что бывает? Немца от Москвы отогнать надо!
Комроты только и буркнул в сторонку почти на ушко политруку:
– Отгонять скоро некому будет!
Смельчак штабной сделал вид, что не услышал и продолжал ротного глазами сверлить. Что там надеялся увидеть? Радость? Нашему лейтенанту только и оставалось, что козырнуть в ответ:
– Есть наступать!
Ну не идти же под трибунал хорошему человеку!
Надо немцев отогнать. Умный какой! Так сам и отогнал бы. Вторым подбородком. Он такой представительный. Объёмистый. Штабные харчи не то, что наши. В бинокль-то понаблюдает, как нас немец колбасить будет. Так расколбасит, что бумаги на похоронки не хватит. Да ещё кто их писать будет? А?
«Счастье мое я нашёл в нашей дружбе с тобой.
Всё для тебя, и любовь и мечты!»
Мы танцуем на летней площадке в парке. Кто как может, тот так и танцует. Мы просто медленно плывём. Уже третий тур подряд. Рядом кружатся пары, кто-то пытается делать правильные шажки. Мы – нет, нам не надо. Все меняют партнёров, а мы нет. Зачем? Нам хорошо вдвоём, и больше никого не надо. Пусть бы тут вообще вдвоём остались: я и Лилька. А, ещё запах распускающихся тополиных почек. Он такой сладкий сегодня вечером, никогда не замечал.
Лилька прижимается, я чувствую биение её сердца, оно вырывается из маленькой, почти детской груди. Оно рвётся ко мне, оно стучит по мне. И это так здорово. Так неожиданно, так маняще. Оно стучит по мне, и во мне тоже заколотили молоточки: тук-тук, тук-тук. Всё сильней и сильней. Я хочу, чтобы мои молоточки переплетались с её, совсем как у старинных часов. Там с двух сторон они падают на свои наковаленки по очереди. И получается красивая мелодия, и уже не слышно скучного монотонного тиканья. Такого же монотонного, как наша жизнь без этих молоточков.