Ксения Дегтярёва
Снег, окропленный безумием
Случается, что люди падают с небес и разбиваются. Разбиваются на крошечные осколки. И сходят с ума. И что же делать этим безумным людям, – уподобляться животным или карабкаться душами к свету? Если, конечно, у них есть души…
Она сидела на стуле посреди огромной, со вкусом обставленной гостиной. Напротив нее располагался журналист. Десятки людей сновали туда-сюда своей грязной обувью, – операторы, гримеры, помощники… Звук их шагов был похож на непрекращающийся дождь. Она любила дождь и любила быть в центре внимания, но не так, – не когда ты словно в цирке. И не любила чертовых репортеров, этих вечно во все лезущих букашек. Ей хотелось их… прикончить… Разрезать их плоть и насладиться звуком тишины. Иногда нам всем просто необходимо побыть в тишине и подумать.
– Двенадцать лет в колонии, и вот, вы на свободе. Каково это? Каково знать, что вы убили невинного человека и выйти после этого на свободу спустя всего каких-то двенадцать лет? Каково осознавать, что люди в городе считают, что вам должны были инкриминировать гораздо больше, чем двенадцать лет за решеткой?
Она подняла глаза на репортера. От взгляда этих двух нефритовых озер ему хотелось убежать на край света. Казалось, эти самые глаза смотрят в душу, и через секунду у него создалось ощущение, что она знала все про него. Про колледж, про детей, измены жене, проблемы на работе, про его безумную тягу к…
– Мы, люди, любим думать много. Мы любим страдать и веселиться, веселиться и страдать. Бесконечный поток мыслей. Иногда они тянутся, оставляя тошнотворный, приторный привкус, иногда они опустошают человека. Это не поддается контролю. Мы не поддаемся контролю.
– То есть вы хотите сказать, что убили, потому что хотели контролировать кого-то?
– Я сделала это, чтобы избавить этот город от мусора.
– Не думаете ли вы, что вообразили себя богом, что делать были не в праве?
– А я и не учреждала общество любителей бога. Я убила его потому, что хотела.
Интервью длилось уже четвертый час, и он решил закончить на сегодня. У него была жуткая мигрень, а общение с этой безумной убийцей только усугубляло ситуацию. Он сказал всем закругляться. Ничего, продолжим в следующий раз.
Он уже собрался уходить из этого проклятого дома, когда она, ухмыляясь, напоследок сказала ему:
– Знаете, что происходит с людьми, когда вы их убиваете? Боль их похожа на трепет, когда кричишь слова в бездну, и они возвращаются на поверхность, будучи искаженными до неузнаваемости. И люди плачут, вновь и вновь разрываясь на части. А вместе с ними плачут и небеса. Чертов вселенский потоп. Это не поддается контролю. И это так прекрасно. Словно тысячи тысяч галактик расцветают в вашем теле.
– Вы безумны, – сказал он с отвращением и сел обратно на стул. Возможно, она расскажет ему еще что-то. Что-то стоящее.
– А вы страдаете мигренями и подвергаете своего приемного сына физическому насилию. Думали, я приду сюда неподготовленной? Я помню вас и помню все, что происходило двенадцать лет назад. Вам все так же это нравится, да? Так кто из нас тут безумнее, мистер Льюис? Я никогда не умаляла своей вины, но вы… Вы отвратительны. Старый, грязный, мерзкий, бездушный извращенец. Интересно, ваша жена до сих пор не знает об этом? Не так, – ей до сих пор удобно всего этого не замечать?..
– Ты…– репортер набросился на нее с налившимися кровью глазами – он словно обезумел, – и душил ее, а она лишь улыбалась. Он ухитрился ее поцарапать. Ей нравилось выводить людей на чистую воду, ей нравилось выводить этих тошнотворно мерзких людей из себя, ей нравился привкус собственной крови во рту.
– У каждого из нас есть собственные тайны, мистер Льюис. Как, например, у мальчика, лежащего вот уже двенадцать лет в деревянном ящике в техасской пустыне со странгуляционной бороздой на шее. Как звали того мальчика, не помните, мистер Льюис? Как звали того мальчика, которого вы закопали даже не в гробу, а в деревянном ящике, как собаку?
Она села возле его ног, смотря ему в глаза.
– Я вам подскажу. Того мальчика звали Томас Пэмброук. Тот мальчик был моим родным братом, мистер Льюис. Я двенадцать лет ждала встречи с его убийцей. Скажите, что вы почувствовали тогда? Вы обрели силу? Получили контроль? У вас прибавилось власти, мистер Льюис? – сказала она с улыбкой на лице, поднимаясь и снова усаживаясь в свое кресло.
Репортер побледнел и впал в оцепенение. Неприятный холодок пробежал по всему телу. Нельзя поддаваться уловкам этой чертовки, она лжет. Да, она лжет. А это дело… это было так давно… словно как в тумане.… Почему он еще находился здесь с этой женщиной? Быть может, все дело в ее глазах? Они как будто заворожили его и пригвоздили к его стулу намертво. Однако она сидела с удивительным спокойствием, будто происходящее было для нее лишь забавой.