Хью Уолпол
«Снег»
Hugh Walpole
«The Snow» (1928)
Молодая женщина, вторая миссис Райдер, была особой не пугливой, но сейчас она стояла в сумраке коридора, прислонившись спиной к стене, положа руку на сердце и глядя в серое окно, за которым в свете лампы безмятежно падал снег.
В коридоре, по которому миссис Райдер вышла из кабинета в столовую, имелось окно, и она могла видеть мощеную дорожку, ведущую прямиком к краю собора. И сейчас, смотря вглубь коридора, она не могла быть уверена, что заметила женщину. Какой абсурд! Она знала, что никого там нет. Но если женщины нет, то как же она могла так ясно узреть старый серый плащ, неопрятные седые волосы, резкие очертания бледных щек и острого подбородка? И даже более того: она видела и длинный взмах серого платья, ниспадающего на землю, и блеск золотого кольца на белой руке. Нет. Нет. НЕТ. Это безумие. Там ничего и никого не было. Просто галлюцинация…
Ей показалось, будто едва уловимый голос прошептал ей:
— Это предупреждение. В последний раз.
Вздор! Как далеко воображение могло завести ее? Тихие звуки где-то в доме, слабый голос из кухни — все это и, возможно, что-то еще могло преобразоваться в воображаемый голос.
«В последний раз».
Но ее ужас был настоящим. Обычно ее не просто напугать. Она была молода, здорова, смела, любила спорт, охоту, стрельбу — любой риск. Теперь же она по-настоящему окоченела от ужаса — не могла пошевелиться и покинуть коридор, дабы выйти из темноты и очутиться в тепле и безопасности столовой. Тем временем за окном в бледном сиянии лампы тихо, неуклонно падал снег, словно с тайной злонамеренной целью.
Неожиданно раздался шум из передней, открылась дверь, затем послышался топот ног. Тишина. И ясные красивые голоса запели известную мелодию — «Добрый король Вацлав». Конечно, это соборный хор мальчиков воспевает Рождество, как и прежде. Сочельник. Они всегда приходили именно в этот час в канун праздника.
С невероятным облегчением она вернулась в гостиную. В этот момент из кабинета вышел ее муж. Oни вместе улыбнулись небольшой группе мальчишек, одетых в пальто и шарфы. Мелодия их воодушевляющего пения разносилась по старому дому.
Тепло и человеческое общество заставили охвативший ее ранее ужас отступить. Только воображение разыгралось. В последнее время она чувствовала себя неважно.
Вот почему она была так болезненно раздражительна. Старый доктор Бернард не мог помочь: он вообще не понимал ее. После Рождества она поедет в Лондон, чтобы во всем разобраться…
Если бы она была здорова, то полчаса назад не повела бы себя так вспыльчиво. Она точно это знала, и все же знание не помогало держать себя в руках. После каждого приступа вспыльчивости она твердила себе, что такое поведение недопустимо, но когда Герберт говорил что-то раздражающее, какую-то бестолковую глупость, она вновь выходила из себя.
Она стояла рядом с ним внизу лестницы, и Герберт все еще помнил о ее промахе. Полчаса назад она сказала ему отвратительные, грубые личные слова — то, о чем она вовсе и не думала, — и он воспринял их по обыкновению смиренно. Если бы он не был таким спокойным, а ответил бы тем же, она бы совладала с собой. В этом она была уверена. Но кого бы не раздражала эта кротость? А единственная укоризненная вещь, которую он когда-либо сказал ей, звучала как: «Элинор понимала меня лучше, моя дорогая».
Он бросил первую жену ради другой! Разве мужчина способен что-нибудь более бестактное? Элинор, пожилая измученная женщина, полная противоположность ей — яркой и веселой. Не из-за ее ли беззаботности и молодости Герберт влюбился? Да, Элинор была преданной и всецело поглощенной Гербертом, она делала все только ради него. Люди всегда вспоминали о ее преданности, что с их стороны было весьма грубо.
Что ж, она не могла никому предложить такую старомодную приторную преданность — ее характеру подобное не свойственно, и Герберт к тому времени об этом знал.
Тем не менее она любила Герберта по-своему, и он должен знать, и очень хорошо, что ему не следует обращать внимания на всплески ее характера. Она нездорова. Она посетит врача в Лондоне…
Мальчики завершили песню, были вознаграждены должным образом и, как пернатые птицы, вылетели на снежную улицу. А миссис и мистер Райдер вместе направились в кабинет и встали перед большим камином. Она подняла руку и погладила его по красивой тонкой щеке.
— Мне очень жаль, что я рассердилась, Берти. Я не имела в виду и половины того, о чем сказала, вы же знаете.
Но он не поцеловал ее, как обычно, и не сказал, что это не имеет значения. Глядя прямо перед собой, он ответил: