Это был кто-то из них?
Не смотрят на меня, не замечают, молча пляшут под оглушительный бит.
Вряд ли. Просто показалось.
Мое недомогание не проходит. Меня то знобит, то печет. Я пытаюсь не потерять зрение, держать фокус на чем-нибудь, но не могу ни за что зацепиться, всё будто ускользает. Только бы не упасть тут, среди этих безжалостных каблуков, готовых измолотить мое лицо и тело.
«Успокойся», – снова шепчет голос.
Прямо в уши. Сразу в оба.
Я вновь оборачиваюсь. Мои глаза максимально распахнуты: никого, кто мог быть так близко, чтобы ляпнуть что-то слышимое. Не так четко. Не в таком шуме.
У меня крыша едет.
Я определенно схожу с ума. Хотя сейчас ничего не может быть определенным. Всё где-то там, за пеленой.
Никто со мной не разговаривает. Мне это просто воображается. Моя воспаленная черепушка выуживает закатившиеся в щели обрывки то ли забытых, то ли несказанных фраз и пихает их в самые перепонки на полной громкости.
Я невольно хватаю себя за голову, прижимаю ладони к ушам, чтобы хоть немного сбавить этот раздирающий меня неимоверный шум.
Кажется, я что-то чувствую – в горле. Что-то мерзкое. Точно – я чувствую тошноту. Меня вот-вот вырвет.
Я, выставляя перед собой руки, пробую идти вперед. И еле-еле проталкиваюсь через народ. Я даже толком не понимаю, в какую сторону двигаюсь.
«Встретимся в туалете», – говорит голос.
Да что же это?!
Мне дурно.
Кажется, что сейчас упаду.
Кто-то возникает передо мной. Кто? Снова галлюцинация?
– Олеся, – слышу я и наконец почти четко вижу перед собой Свинью. – Ты танцуешь одна?
Я отворачиваюсь. Не до тебя сейчас, животное. Сгинь.
– Олеся!..
Я не могу вздохнуть.
Всё. Бегом.
Я мчусь – мчусь к туалету. Хотя и не знаю, где он. Нарушила одно из своих главных правил – заходя в новое помещение, узнавать, где отхожее место. И теперь я ищу полузрячими глазами табличку. Но не нахожу.
Еле выбираюсь из бушующей толпы. И замечаю, как какие-то девушки выходят из дверей, поправляя одежду.
Это там.
Двигаюсь уже по приборам, почти на ощупь.
Забегаю наконец. Дверь одной из кабинок открыта. Вперед. Наклоняюсь над унитазом и с диким хрипом напрягаю горло, будто собираюсь изрыгнуть драконий огонь.
Но пламя не извергается из моей кипящей пасти. Вообще ничего не извергается.
Я скулю, пытаюсь что-то выдавить. Но ничего не выходит.
Й-йооо, кричу я, напрягая связки и лицо. Глаза слезятся. Дыхание перехватывает. Эффекта нет. Только длинная слюна повисает на моей губе, растягиваясь и устремляясь вниз.
Я будто попавший в сжимающиеся тиски лимон, в котором почти не осталось мякоти. Чувствую жжение снаружи и опустошение внутри.
Я коротко и быстро дышу, не могу успокоиться. А ведь надо.
Так, вздохни. Глубже. Еще. Еще…
Вроде полегче. Вытираю рот тыльной стороной кисти. Потираю глаза, чтобы начать видеть, и пусть, что размажу по лицу краску, обольщать я уже никого не планирую. Стоя на коленях перед унитазом, я запрокидываю голову и медленно моргаю, глядя в потолок. Вроде и зрение становится четче.
Я просто переволновалась. Это, наверное, была та самая паническая атака, о которой сейчас модно трындеть, как о новой чуме. Странно, что, с моими депрессивными и ненавидящими жизнь тараканами в голове, такого не случалось со мной раньше. Видимо, наступивший судный день спровоцировал этот безумный всплеск.
Я сплевываю. Покашливаю, прочищая горло, и сплевываю вновь.
«Вставай. Корчишься тут как дура», – вновь раздается тот же голос.
Он пугает меня.
Я держусь за ободок унитаза и оглядываюсь назад.
Дверь кабинки так и осталась незапертой, а рядом кто-то шебуршится.
Дрожа и корежась, я пытаюсь подняться и, помогая себе руками, встаю наконец на ноги. Выглядываю из кабинки.
У зеркала стоит девушка невысокого роста и роется в сумке.
– Че ты сказала? – гаркаю.
Она испуганно замирает и смотрит на меня.
– Я? Ничего я не говорила. – Она хватает сумку и поспешно выходит из туалета, бросая напоследок: – Пить меньше надо.
Поучи еще меня, собака облезлая.
Я делаю шаг к раковине. Смотрю в зеркало. Ну и лицо. Будто боксерша с десятилетним стажем, которую ткнули в торт. От милой девушки, которую я сваяла дома перед уходом, осталась только заколотая назад челка.
«Это я сказала», – я вижу, как шевелятся мои губы, сопровождая этот потусторонний голос.
Притрагиваюсь пальцами ко рту с размазанной помадой.
«Ну привет, – говорит мое отражение, глядя мне в глаза. – Самое время познакомиться».
Это невозможно.
Я чувствую движение своих губ, но я ничего не говорю. Это не мои слова.