Стихотворение вместило в себя все, о чем он только что думал: падающего снег, кладбища, черного пса, весело бегающего по зданию вокзала, множество детских воспоминаний и Ипек, оживавшую перед его глазами, пробуждая чувство радости и беспокойства, все то время, пока он, ускоряя шаги, шел в отель. Он назвал стихотворение «Снег». Потом, когда он будет вспоминать, как он написал это стихотворение, ему вспомнится снежинка, и он решит, что насколько эта снежинка изображает в определенной форме его жизнь, так и это стихотворение должно быть в том месте снежинки, которое объясняло бы логику его жизни, в месте, близком к его сути. Трудно сказать, какая часть его решений была принята в тот момент, а какая их часть была результатом скрытой симметрии его жизни (точно так же, как и это стихотворение), тайны которой пытается раскрыть эта книга.
Почти закончив писать стихотворение, Ка подошел к окну и стал безмолвно наблюдать за снегом, который красиво падал снаружи огромными снежинками. Было такое чувство, что если наблюдать за снегом, то стихотворение будет закончено как надо. В дверь постучали, Ка открыл и тут же забыл две последние строчки стихотворения, которые должны были вот-вот прийти ему в голову, чтобы никогда больше не вспомнить их в Карсе.
В дверях стояла Ипек.
— Тебе письмо, — сказала она, протянув конверт. Ка взял письмо и, не глядя на него, положил в сторону.
— Я очень счастлив, — сказал он. Он верил в то, что только заурядный человек может так говорить: "Я очень счастлив!", но сейчас он этого совершенно не стеснялся. — Входи, — сказал он Ипек. — Ты очень красивая.
Ипек вошла, как человек, который знает комнаты отеля как свой дом. Ка показалось, что пролетевшее время еще больше сблизило их друг с другом.
— Я не знаю, как это случилось, — сказал Ка. — Возможно, это стихотворение пришло ко мне из-за того, что есть ты.
— Говорят, директор педагогического института в тяжелом состоянии, — сказала Ипек.
— Если тот, кого считают умершим, жив — это хорошая новость.
— Полиция устраивает облавы. В университетском общежитии, в отелях. К нам тоже приходили, смотрели регистрационные книги, спросили о каждом, кто остановился в отеле.
— Что ты сказала обо мне? Ты сказала, что мы поженимся?
— Ты милый. Но я думаю не об этом. Они забрали Мухтара, избили. А затем отпустили.
— Он просил передать тебе, что готов на все, чтобы опять жениться на тебе. Он ужасно раскаивается из-за того, что требовал, чтобы ты закрывала голову.
— Вообще-то Мухтар говорит мне это каждый день, — сказала Ипек. — Что ты делал после того, как полиция тебя отпустила?
— Я бродил по улицам… — сказал Ка в нерешительности.
— Говори.
— Меня отвели к Ладживерту. Я никому не должен об этом говорить.
— Не должен, — ответила Ипек. — А ему не должен говорить о нас, о моем отце.
— Ты с ним не знакома?
— Когда-то Мухтар им восхищался, он бывал у нас дома. Но когда Мухтар решил обратиться к более демократичному и сдержанному исламу, он от него отдалился.
— Он приехал сюда ради девушек, совершавших самоубийства.
— Бойся его и не разговаривай с ним, — сказала Ипек. — Большая вероятность, что там, где он остановился, полиция установила прослушивание.
— Тогда почему они не могут его поймать?
— Когда им понадобится, поймают.
— Давай убежим с тобой из этого Карса, — сказал Ка.
В нем усиливался страх того, что несчастье и безнадежность находятся где-то рядом, это было то ощущение, которое появлялось именно тогда, в детстве и в молодости, когда он был невероятно счастлив.
Ка всегда хотелось в смятении укоротить счастливые моменты, чтобы несчастье, которое придет потом, не было ббльшим. Поэтому он считал, что Ипек, которую в тот момент он обнял больше от смятения, нежели от любви, его оттолкнет, возможность сближения между ними будет уничтожена за один миг, и, когда счастье, которого он не заслужил, завершится отказом и унижением, которые он заслужил, он успокоится.
Все произошло совсем наоборот. Ипек тоже его обняла. Наслаждаясь тем, что они держат друг друга в объятиях, они с большим желанием поцеловались и упали на кровать рядом друг с другом. За этот короткий миг Ка почувствовал такое потрясающее желание, что в противоположность пессимизму, только что владевшему им, он с оптимизмом и желанием, не ведающим границ, представил, как они снимут одежду и будут долго любить друг друга.
Но Ипек встала.
— Ты очень приятный, я тоже очень хочу заняться с тобой любовью, но у меня три года никого не было, я не готова, — сказала она.
"Я тоже четыре года ни с кем не занимался любовью", — сказал Ка про себя. Он почувствовал, что Ипек прочитала это по его лицу.
— Даже если бы я была готова, — сказала Ипек, — я не могу заниматься любовью, когда мой отец так близко, в одном доме.
— Тебе, чтобы раздеться и лечь со мной в постель, нужно, чтобы твой отец ушел из отеля? — спросил Ка.
— Да. Он очень редко выходит из отеля. Он не любит обледеневшие улицы Карса.
— Хорошо, давай сейчас не будем, но еще поцелуемся, — сказал Ка.
— Давай.
Ипек наклонилась к Ка, сидевшему на краю кровати, и, не позволяя ему приблизиться, очень долго и серьезно его целовала.
— Я прочитаю тебе мои стихи, — сказал Ка затем, почувствовав, что целоваться они больше не будут. — Тебе интересно?
— Прочитай сначала это письмо, его принес к дверям какой-то юноша.
Ка раскрыл письмо и прочитал вслух:
"Сынок, господин Ко. Извините, что я называю вас сынок. Вчера ночью я видел вас во сне. В моем сне шел снег, и каждая снежинка спускалась на мир в виде света. Это — к добру, и вот как раз после полудня тот снег, который я видел во сне, пошел за моим окном. Вы прошли мимо двери дома вашего покорного слуги, под номером 18 по улице Байтархане. Господин Мухтар, которого Великий Аллах подверг испытанию, передал мне, какое значение вы придаете этому снегу. Haш путь общий. Я вас жду, сударь.
Подпись: Саадеттин Джевхер".
— Это Шейх Саадеттин, — сказала Ипек. — Немедленно иди к нему. А вечером придешь к нам, поужинаем вместе с отцом.
— Зачем мне встречаться со всеми чокнутыми в Карсе?
— Я сказала тебе, бойся Ладживерта, но не считай его сумасшедшим. А Шейх — хитрый, но не глупый.
— Я хочу забыть обо всех. Прочитать тебе сейчас мое стихотворение?
— Прочитай.
Ка сел на подставку и начал доверительно, с волнением читать стихотворение, которое только что написал, но сразу остановился.
— Пересядь сюда, — сказал он Ипек. — Я хочу во время чтения видеть твое лицо.
Он вновь начал читать, краем глаза поглядывая на Ипек.
— Как? — через какое-то время спросил Ка.
— Красивое! — ответила Ипек.
Ка почитал еще и опять спросил:
— Красивое?
Ипек опять сказала:
— Красивое.
Закончив читать, он спросил:
— Какое место ты считаешь самым красивым?
— Не знаю, — ответила Ипек. — Но стихотворение очень красивое.
— Мухтар читал тебе такие стихи?
— Не читал.
Ка снова, волнуясь, прочитал свое стихотворение и снова в тех же самых местах спросил:
— Красиво?
И еще несколько раз сказал:
— Не правда ли, очень красиво?
Ипек ответила:
— Да, очень красиво.
Ка был так счастлив, что светился от счастья "приятным и странным светом", как он написал в одном своем раннем стихотворении, написанном для одного ребенка, и, видя, что часть этого света отражается в Ипек, чувствовал себя счастливым. Следуя правилам момента, когда "не действовало земное притяжение", он вновь обнял Ипек, но женщина изящно высвободилась.
— Послушай меня: немедленно иди к Шейху. Он очень важный здесь человек, и даже важнее, чем ты думаешь: в городе к нему многие ходят, даже люди светских взглядов. Говорят, что к нему ходит и командир дивизии, и жена губернатора, к нему ходят и кое-кто из богатых и из военных. Он — сторонник официальной власти. Когда он сказал, что девушки-студентки, закрывающиеся платками, должны снять платки на занятиях, никто из Партии благоденствия и слова не сказал. Ты не можешь отказать, если в таком месте, как Карс, тебя приглашает столь влиятельный человек.
— Несчастного Мухтара к нему тоже ты отправила?
— Ты что, волнуешься, что он, обнаружив твой внутренний страх перед Богом, запугав, сделает тебя набожным?
— Я сейчас очень счастлив, мне не нужна религия, — сказал Ка. — Я не для этого приехал в Турцию. Единственное, что может привести меня туда, — твоя любовь… Мы поженимся?