О прежних хозяевах отеля «Кар-палас», где остановился Ка, я впоследствии услышал много историй: один почитавший Восток профессор университета, которого царское правительство вместо Сибири отправило сюда в более легкую ссылку, или армянин, торговавший крупным рогатым скотом; позже здесь расположился сиротский приют для турецких греков… Кто бы ни был его первый хозяин, он построил этот дом, которому было уже сто десять лет, так же, как и другие дома Карса того времени: он устроил в нем очаг, размещавшийся внутри стен, который назывался «печь», очаг, у которого было четыре стороны, и он мог одновременно обогревать четыре комнаты. В республиканский период турки так и не научились пользоваться ни одной из этих печей, и первый хозяин-турок, который переделал дом в отель, перед входной дверью во двор разместил огромную латунную печь, а в комнаты позже провел водяное отопление.
Когда Ка, растянувшись на кровати в пальто, погрузился в свои мысли, в дверь постучали, и, поднявшись с кровати, он открыл. Это был секретарь Джавит, который проводил весь день перед печью, глядя в телевизор, он сказал, что, когда отдавал ключ, забыл кое-что передать.
— Я забыл сказать: вас срочно ждет Сердар-бей, хозяин городской газеты "Граница".
Они вместе спустились в холл. Кауже собрался выходить, как вдруг остановился: в дверь, открывшуюся рядом с ресепшн, вошла Ипек, она была гораздо красивее, чем Ка себе представлял. Он сразу же вспомнил, насколько была красива эта девушка в университетские годы. Внезапно Ка начал волноваться. Конечно, ведь она была такой красивой. Как европеизировавшиеся стамбульские буржуа, они сначала пожали друг другу руки и, немного поколебавшись, обнялись и поцеловались, вытянув головы, не приближаясь друг к другу.
— Я знала, что ты приедешь, — сказала Ипек, несколько отодвинувшись, с откровенностью, которая удивила Ка. — Танер позвонил и сказал. — Она смотрела прямо ему в глаза.
— Я приехал из-за выборов в муниципалитет и девушек-самоубийц.
— Сколько ты пробудешь? — спросила Ипек. — Рядом с отелем «Азия» есть кондитерская "Новая жизнь". Я сейчас занята с отцом. Давай встретимся там в половине второго, посидим и поговорим.
Ка чувствовал, что во всей этой сцене есть что-то странное из-за того, что она происходит не в Стамбуле, например в Бейоглу, а в Карсе. Он не мог понять, какая часть его волнения — из-за красоты Ипек. Он вышел на улицу и, пройдя под снегом какое-то время, подумал: "Хорошо, что я взял это пальто".
Пока он шел в редакцию газеты, его сердце с поразительной точностью подсказало ему две вещи, которые никогда не признал бы его разум. Первое: Ка приехал из Франкфурта в Стамбул и для того, чтобы успеть на похороны матери, и в то же время он приехал и для того, чтобы спустя двенадцать лет найти турчанку, на которой ему предстоит жениться. Второе: Ка приехал из Стамбула в Карс, потому что втайне верил в то, что именно Ипек и есть та самая девушка, на которой ему предстояло жениться.
Ка никогда не позволил бы, чтобы эту вторую мысль ему раскрыл кто-то из его друзей с сильной интуицией, кроме того, он всю жизнь со стыдом обвинял бы себя за правильность этого предположения. Ка был из моралистов, убедивших себя в том, что самое большое счастье приходит к тому, кто ничего не делает для счастья преднамеренно. К тому же его прекрасная западная образованность никак не увязывалась с тем, чтобы искать кого-то, кого он очень мало знает, с намерением жениться. Несмотря на эти противоречивые мысли, он пришел в городскую газету «Граница», не испытывая беспокойства. Их первая встреча с Ипек оказалась даже теплее, чем он, не замечая этого, все время представлял себе, когда ехал из Стамбула.
Городская газета «Граница» находилась на проспекте Фаик-бея, через улицу от отеля, и общая площадь издательства была чуть больше маленькой комнатки Ка в отеле. Комната была разделена перегородкой на две части, на ней были развешаны портреты Ататюрка, календари, образцы визитных карточек и свадебных приглашений, фотографии приезжавших в Карс видных государственных деятелей и известных турок, сделанные Сердар-беем, а также фотография первого номера газеты, вышедшего сорок лет назад, в рамочке. Позади с приятным шумом работала электрическая типографская машина с качающимися педалями, сто десять лет назад она была сделана в Лейпциге фирмой «Бауманы» и, проработав в Гамбурге четверть века, была продана в Стамбул в 1910 году, в период свободы печати, после принятия второй конституции, она должна была вот-вот прийти в негодность, проработав в Стамбуле сорок пять лет, но в 1955 году была привезена на поезде покойным отцом Сердар-бея в Карс.
Двадцатидвухлетний сын Сердар-бея, послюнив палец правой рукой, скармливал машине чистую бумагу, левой рукой ловко собирал отпечатанную газету (сборник для бумаги был сломан одиннадцать лет назад во время ссоры с братом) и в то же время смог поприветствовать Ка. Второй сын, который, как и его брат, был похож не на отца, а на свою низкорослую, полную, луноликую и с раскосыми глазами мать, которую на минутку представил себе Ка, уселся на черный от краски станок перед бесчисленными маленькими ящичками с сотней отделений, среди болванок, клише, свинцовых букв разных размеров и с терпением каллиграфа, отказавшегося от этого мира, старательно, вручную, выкладывал рекламу для газеты, которая должна была выйти через три дня.
— Вы видите; в каких условиях борется за существование пресса Восточной Анатолии, — сказал Сердар-бей.
В это время отключили электричество. Когда типографская машина остановилась и комнатка погрузилась в волшебную темноту, Ка увидел прекрасную белизну падающего на улице снега.
— Сколько штук получилось? — спросил Сердар-бей. Он зажег свечку и усадил Ка на стул, находившийся в передней части редакции.
— Сто шестьдесят, папа.
— Когда дадут свет, сделай триста сорок, сегодня у нас гости-актеры.
Городская газета «Граница» в Карсе продавалась только в одном месте, напротив Национального театра, в магазинчике, куда за день заходили купить газету не более двадцати человек, однако, как с гордостью говорил Сердар-бей, благодаря подписчикам общий тираж составлял триста экземпляров. Двести из подписчиков были предприятия и государственные организации Карса, их время от времени Сердар-бей вынужден был хвалить за успехи. Оставшиеся восемьдесят были теми "порядочными и важными" людьми, к словам которых прислушиваются в государстве и которые, уехав из Карса, поселились в Стамбуле, но не порывали связь со своим городом.
Дали свет, и Ка увидел, что на лбу Сердар-бея от гнева вздулся сосуд.
— После того как вы от нас ушли, вы встречались с неправильными людьми, вы получили неверные сведения о нашем приграничном городе, — сказал Сердар-бей.
— Откуда вы знаете, куда я ходил? — спросил Ка.
— За вами, естественно, следила полиция, — ответил журналист. — А мы, по профессиональной необходимости, слушаем эти разговоры полицейских по рации. Девяносто процентов новостей, которые выходят в нашей газете, нам предоставляет губернатор Карса и Управление безопасности. Все, о чем вы спрашивали: почему Карс бедный и отсталый, почему девушки покончили с собой, — все это знают в Управлении безопасности.
Ка слышал довольно много объяснений тому, почему Карс так обеднел. Уменьшение торговли с Советским Союзом в годы холодной войны, закрытие проездных пунктов на границе, банды коммунистов, правившие в 1970-х годах в городе, угрожавшие и обворовавшие богатых, отъезд всех, кто скопил небольшой капитал, в Стамбул и Анкару, о Карсе забыло и государство, и Аллах, нескончаемые конфликты Турции и Армении…
— Я решил вам рассказать, как все обстоит на самом деле, — сказал Сердар-бей.
Ка с ясностью разума и оптимизмом, которых не чувствовал уже много лет, сразу понял, что главная тема разговора вызывает стеснение. В течение многих лет, в Германии, и для него самого эта тема была главной, однако он стеснялся себе в этом признаться. А теперь он мог себе открыться, из-за того, что у него появилась надежда на счастье.