Пес со скучающим видом наблюдает за ним от входа.
Когда он наконец находит их, то разглядывает долго, не зная, что делать. Облегчение оттого, что он их нашел, сменяется упадком сил. Адельмо Фарандола знает, что должен снова их спрятать, и побыстрее, чтобы никто их не обнаружил, пока он далеко от хижины. И он ходит по хлеву с чемоданом в руке в поисках укрытия, в какое он сам никогда бы не догадался заглянуть и о котором он мгновенно забывает.
Этой долгой зимой, под снегами, долгой, как вечность, неподвижными днями, незаметно переходящими в ночи, Адельмо Фарандола позволяет яви и сну перемешаться. Фигуры, приходящие к нему во сне, теперь остаются рядом и днем.
Порой хижину навещают целые компании. Они ходят туда-сюда, заинтересованно озираются. Чаще всего это деревенские, и одеты они так, как одеваются осенью или весной, в ту пору, когда он спускается в деревню за покупками. Они приветствуют его взмахом руки, улыбаются, проходя мимо, но он не удостаивает их ответом.
Порой эти люди общаются с другими, пришедшими из других времен. С теми, кого Адельмо Фарандола знал давным-давно, которые приходят к нему в тишине. Родственники, дальние или уже покойные, друзья юности. Даже пара женщин, молодых и несмелых, которые — он не помнит, не знает — были для него больше, чем просто знакомые, и заставляли — возможно, все возможно, — заставляли его сердце биться сильнее.
Угадываются и незнакомцы, высокие и молчаливые, которые стоят рядом, будто ждут, когда он заговорит. Адельмо Фарандола упорно молчит, не раскрывает рта, пока они не отступают и не растворяются.
В заводях чуть ниже по долине в разгар лета красные горные лягушки откладывают тучи икринок. Солнце постепенно прогревает воду, икринки зреют. Наконец почти одновременно, где-то в июле, тысячи дергающихся головастиков появляются в мутной воде. Слишком много для этих заводей. И вскоре они выталкивают друг друга на берег, со всей своей лягушачьей жестокостью. Потом начинают пожирать друг друга, набрасываясь иногда толпой на одного, и рвут на части. Сплошные мельтешащие хвостики, распахнутые беззубые рты.
Адельмо Фарандола представляет, как спускается к этим заводям, подсыхающим на солнце, чтобы посмотреть на головастиков. Он рассказывает об этом псу, тот заинтересованно слушает.
— Ну надо же! — говорит он. — И во что они превратятся?
— В лягушек.
— Никогда бы не подумал.
— Это новорожденные лягушки. Ты это должен видеть, как они друг друга жрут. Немыслимо. Почему они это делают?
— Я почем знаю.
— Потому что места мало. Жуткое зрелище, скажу я тебе.
— Почему ты их не остановишь?
Адельмо Фарандола усмехается, наклоняется и пристально смотрит на пол, словно перед ним, прямо здесь, в хижине, заводь, кишащая головастиками. Пес, сидя рядом, водит носом, пытаясь уловить их запах.
— Как они пахнут? — спрашивает он в конце концов.
— Ну, м-м-м… Пахнут чем-то… Ну, вроде как… М-м-м-м… Как бы сказать…
— Ладно, не пытайся.
Адельмо Фарандола протягивает руку, погружает ее в воображаемую воду, сложив ковшичком, и вынимает полную пригоршню бьющих хвостами головастиков.
— Им хорошо? — спрашивает пес, который уже почти видит их. — Мне кажется, они виляют хвостами.
— Хорошо? Не знаю. Хочешь поучаствовать?
— В смысле? — уточняет пес.
— Попробовать.
— Шутишь, что ли? За кого ты меня принимаешь?
Адельмо Фарандола смеется и изображает, что кладет головастиков в рот.
— Эй, а кто говорил, чтобы это я сделал? — пес упрекает.
— Тебе же хуже. А они ничего так.
Адельмо Фарандола проглатывает их не жуя, живыми, сырыми. И улыбается, чувствуя, как они продвигаются по пищеводу.
— Готово, — говорит он через некоторое время, подразумевая, что они уже в желудке.
Еще одна пригоршня, и снова в рот. Пес наблюдает, не зная, пускать ему слюни или нет.
— Вот-вот и я тоже попробую, — скулит он после третьей пригоршни.
— Давай-давай, — произносит Адельмо Фарандола. — Я этими, считай, уже поужинал.
Пес опускает морду, шурует в несуществующей слизи, покачивающейся на краю заводи, поднимает голову, чавкая.
— Ну как? — спрашивает старик.
— Ну… — издает пес.
— Ко вкусу надо привыкнуть. Завтра опять попробуем. Ты узнаешь, что они бывают повкуснее, чем сегодня. И со мной так было. Тут нужно время.