— Пшел, пшел, а то меня найдут!
— Да нет же, я буду послушным, буду сидеть тихонько рядом с тобой… Будем греться друг о друга… О труп не согреешься, а об меня — да!
— Убирайся, или буду стрелять.
— Я тебе нужен, пожалуйста…
Адельмо Фарандола молчит и в наступившей тишине надеется, что он забудет про пса, а пес забудет про него. Тот сворачивается молча и лежит у самого входа, бесконечно грустный, стараясь довольствоваться запахом своего друга, тянущимся из тоннеля, как струйка невидимого дыма, смешанного с резким сладким запахом мертвеца.
— Ты еще там? — рычит через некоторое время Адельмо Фарандола неузнаваемым голосом.
— Нет, — шепчет пес.
«Чертов бродяга, — крутится в голове у Адельмо Фарандолы. Только эти придут — сразу хвостом вилять начнет, как при виде меня в первый раз. Ну, наверное, он так и сделал, увидев меня тогда, потому что я это плохо помню, совсем даже и не помню, но знаю прекрасно его штучки, он у моих ног крутился всегда, сколько помнится. Со всеми так. Виляет хвостом, хотя хвоста у него нет».
Но собаки другими не бывают. Продаются за краюху хлеба. Привяжутся к тебе на всю жизнь. Если их выгоняешь, чтобы они по своим делам шли, сидят там, под дверью, бросаются на нее, потому что ты не с ними, шагу без тебя ступить не могут. Собаки, они такие.
Он сразу хвостом завиляет, стоит этим руку протянуть его погладить. Завалится пузом вверх и будет канючить, чтобы его еще погладили, позорище рода мужского. А если они спросят: «Дружок, а где Адельмо Фарандола?», он сразу скажет: «Там, внутри, дражайшие мои, в тоннеле старой шахты, он туда втиснулся, как свечка от геморроя в зад». — «Да ну? Спасибо огромное, дружок». — «Не за что, друзья мои. Хотите, я с вами пойду? Кстати, а что на ужин?»
Так он и поступит, сукин сын. Никогда не любил собак. Именно так и поступит.
— Так, — вздыхает мертвец рядом с ним.
— Что так?
— Скверно будет, если нас найдут.
— Верно.
— И я не про себя. Я уже… Я о тебе в первую очередь беспокоюсь.
Адельмо Фарандола слушает и молчит. Там, в холодной и влажной темноте тоннеля, его новый приятель по пряткам хрустит и шипит.
— Извини, — говорит он.
— Да пожалуйста, — отвечает Адельмо Фарандола. И размышляет меж тем, что делать с псом.
— Они еще не пришли, — продолжает мертвец. — У тебя еще есть время.
Пес снаружи снова принялся выть и нетерпеливо лаять. Больше он не говорит, ведет себя как обычный пес, чтобы разжалобить своего старого приятеля.
— Достал, — вздыхает мертвец.
Восемнадцать
Когда Адельмо Фарандола больше не слышит лая, он выползает из тоннеля наружу. Ночь освещена мягким светом. Луна на три четверти. Пес спит. Во сне безмолвно подрагивает, трясет лапами. Адельма Фарандола озирается, ищет, чем его можно ударить.
Опуская камень на голову пса, старик понимает, что тот только прикидывался спящим, чтобы растянуть как можно дольше мгновения близости со своим товарищем и снова не спровоцировать разлуку. И это ему удается отлично, он услужливо ждет, чтобы человек обдумал действия и выбрал достаточно крупный камень. За секунду до удара пес прищуривает глаз и чуть скулит, выражая любовь. Он, собака, понимает, что чувство вины за прерванный скулеж ненадолго задержится в опустошенном мозгу Адельмо Фарандолы, но ему хватает осознания, что его палач пусть ненадолго, но испытает некую смесь угрызений совести и сожаления. Этого, возможно, ему достаточно.
— Ну, как прошло? — спрашивает мертвец, когда Адельмо Фарандола, возвращаясь, оказывается с ним рядом несколько часов спустя.
Тот не отвечает.
— Ты его спрятал?
В темноте Адельмо Фарандола кивает.
— Они ведь его не найдут?
— Нет.
— Эти повсюду ищут.
— Я его далеко отсюда закопал. Они его не увидят. А если и увидят, к нам не поднимутся.
— Хорошо, прекрасно. Теперь мы можем быть спокойны.
— Конечно.
— Спокойной ночи, дружок, — говорит мертвец и снова умолкает.
В глубине кишки старик слышит, как чей-то голос зовет его по имени:
— Адельмо, Адельмо!
Он не знает, кто это может быть, но голос кажется ему странно знакомым.
— Адельмо, да чтоб тебя, Адельмо!
Голос перекатывается от одного склона долины к другому, по моренам и оползням, обрывам и расщелинам, прокатывается, как прибой, внутрь кишки волнами, которые умножает эхо.
— А это еще кто? — сопит труп.
— Не знаю
— Тут же, надеюсь, есть второй выход из этой задницы.
— Нет, нет, и в этом вся прелесть.
— А. Отличная идея сюда сунуться.