Пастор поглядел на меня, а потом на барона, мирно спавшего в кресле.
- Вы думаете? - сказал он.- Вы что, знаете здешний народ? Да знаете ли вы вообще людей, молодой человек? Я постарел в кругу местных крестьян и дровосеков, я сроднился со всеми их заботами. Мне ведомы их мысли, желания, страсти, и я знаю, что шевелится в потаенной глубине их душ. Так вот, мне страшно...
Он указал рукой на барона.
- Я пришел сюда для того, чтобы еще раз поговорить с ним. Я полагал, что мне удастся в самый последний момент настроить его на другой лад, переубедить его, удержать, показать, какую ужасную ответственность он на себя принимает. И вот уже более получаса я сижу напротив него и наблюдаю за тем, как он спит. Хоть бы дрожь тревоги пробежала по его лицу, хоть бы легкий стон вырвался из его груди и нарушил мирное спокойствие его сна! Взгляните только, как безмятежно он спит! Человек, который за час до наступления самого решительного момента в своей жизни может спать таким спокойным сном, не поддастся ни на какие увещания. Такого человека невозможно переубедить. Мне нечего сказать ему. Я ухожу. Спокойной ночи!
Я тоже покинул приемную и отправился наверх искать Бибиш.
Глава XX
В маленькой гостиной, где барон фон Малхин имел обыкновение пить свой послеобеденный кофе и читать газеты, я наткнулся на Федерико и князя Праксатина. Они сидели за карточным столом. При моем появлении Праксатин приветливо и несколько рассеянно кивнул мне головой и больше не обращал на меня никакого внимания. Федерико же следил за мной поверх карт испытующим и настороженным взглядом. Он знал, что я возвращаюсь из дома лесничего. Обычно я приносил ему свежие новости о маленькой Эльзе, по большей части заключавшиеся в том, что здоровье ее улучшается и что она опять справлялась о нем. На этот раз я промолчал. Я вспомнил, что собирался посоветовать барону отправить ребенка на юг, но теперь это казалось мне не столько необходимым медицинским мероприятием, сколько гнусным предательством по отношению к Федерико. Под взглядом этих огромных и синих, как ирис, глаз, вопросительно уставившихся на меня, я почувствовал себя неуверенно. Мне было неловко встречаться с мальчиком взглядом, а потому я сделал вид, будто с интересом слежу за карточной игрой.
Не знаю, в какую игру они играли, но только я скоро заметил, что она принимает явно нежелательный для русского оборот - тот выглядел чрезвычайно раздосадованным и сопровождал партию злобными восклицаниями на русском и немецком языках.
В конце концов он бросил карты на стол.
- Ничего не понимаю! - воскликнул он.- Еще вчера вы, Федерико, не были в состоянии выиграть у меня и одной партии, а сегодня вдруг сделались мастером. Вы играете на совершенно другом уровне. Вы применяете такие приемы и трюки, которых я вам не мог показать, потому что сам их не знаю. Дошло до того, что я был вынужден вернуть вам долговую расписку, которую вы мне вчера выдали. Тут что-то не так. Да не смотрите вы на доктора, Федерико, а лучше поглядите мне в глаза и скажите честно и откровенно, кто вас научил этим трюкам?
- Никто меня не обучал никаким трюкам,- ответил Федерико.- Просто ночью я думал о том, как мне надлежит играть, чтобы одержать верх над вами.
- Ах, так вы думали ночью! - воскликнул русский с возмущением.- Вы не имеете права обдумывать игры по ночам! Так вы получаете недозволенный шанс. Посмотрите-ка на него! Лиса притворяется, что спит, а на самом деле вовсю считает курочек! Среди джентльменов не принято обдумывать по ночам игру и тайком сочинять всякие трюки.
- Я не знал этого,- сказал Федерико.
- Только не подумайте, доктор,- сказал Праксатин, тасуя карты и сдавая их заново,- что я играю с Федерико ради своего собственного удовольствия, чтобы убить время или даже выиграть деньги. Такое предположение, доктор, было бы совершенно ошибочным. Я возложил на себя задачу сформировать его дух, развить его ум, подготовить его к тем великим проблемам, которые одни только и могут удовлетворить настоящего мыслителя. Видите ли, доктор, я отличаюсь немалой склонностью к философствованию и беспрестанно размышляю о самых фундаментальных вопросах мироустройства - например, о пределах безграничного пространства... День и ночь занимает меня эта проблема. Но прежде чем приступить к непосредственному осуществлению моей задачи, я должен посвятить Федерико в законы логического мышления вообще. Этой цели и служит карточная игра. Я ежедневно играю с ним и трачу на это немало времени. При этом я, конечно, преследую определенную воспитательную задачу. Я стараюсь сделать так, чтобы игра надоела Федерико... Через какой-нибудь год он не захочет больше и смотреть на карты. Таким образом я прививаю ему отвращение к карточной игре и предохраняю от опасностей, которых мне самому не всегда удавалось избежать. Когда я подумаю о своей прошлой жизни, мною овладевает грусть. Все утраченное можно обрести вновь - но напрасно потерянное время вернуть невозможно. С этими упражнениями я сочетаю также практику во французском языке...
Он стасовал карты и сказал Федерико:
- Mais vous etes les nuages, mon cher. A quoi songez-vous? Prenes vous cartes s il vous plait! Vous etes le premier a jouer.*
Федерико поднял карты, но тотчас же опять положил их на стол. А потом посмотрел на меня.
- Доктор, мне кажется, что вы хотите мне что-то сказать...
Я отрицательно покачал головой.
- ...или утаить от меня. Да, да, у вас именно такой вид. Вы что-то скрываете.
Его испытующие глаза повергли меня в смущение.
- Я думал, что еще не время,-сказал я,-и хотел поговорить с вами завтра. Но раз вы столь настойчивы... Дело в том, что я считаю необходимым, чтобы маленькая Эльза...
Он словно угадал, что я намерен ему сообщить. Выражение напряженного ожидания сменилось на его лице выражением ненависти - такой дикой и необузданной ненависти, какую мне до сих пор не доводилось видеть ни у одного человека. Мною овладел самый настоящий страх, и я дрогнул перед его взглядом.
- Я не считаю больше необходимым,-поправился я,- содержать маленькую Эльзу в изоляции от всего остального мира. Я не имею ничего против того, чтобы вы ее навестили.
Он посмотрел на меня - сначала недоверчиво, потом изумленно и растерянно, а еще потом открыто и ликующе.
- Мне можно пойти к ней? Вы разрешаете? А я-то считал вас своим врагом. Так значит, вы возвращаете мне мое слово? Благодарю вас! Дайте мне вашу руку! От всей души благодарю вас! Я сейчас же помчусь к ней.