Мы просыпаемся, едим, работаем, снова спим. Перебрасываемся парой слов за день.
По-твоему, это жизнь? Но я все сносил. Из жалости. Именно из жалости. Я думал, ты отплатишь мне добром. Я ошибался. Болван, упрямый болван! Хватило небольшой просьбы, чтобы он уперся... Отвечай, ты дашь мне продать дом? Да или нет?
Дрожь прошла у Исая по затылку. Голова раскалывалась. Он медленно протянул руку, потрогал стену дома. Ему надо было убедиться, что дом на месте, цел, все еще принадлежит ему.
– Нет, – ответил он.
Марселен отступил назад. Губы передернуло нервной ухмылкой.
– Ну так вот! Имей в виду, – сказал он. – Я все узнал у нотариуса. Ты не можешь отказаться от раздела имущества. – При этих словах он вынул из кармана листок бумаги и сунул его Исаю.
– Мэтр Петифон мне записал. Читай:
"Статья восемьсот пятнадцатая Гражданского Кодекса: «Любой гражданин может потребовать раздела имущества, невзирая на запрет и возражения противной стороны». По-моему, все яснее ясного.
– Не знаю, – сказал Исай.
– Дом принадлежит нам обоим, и закон дает мне право, когда я пожелаю, если пожелаю, продать его и получить свою долю.
– Когда пожелаешь, если пожелаешь?
– Да. А ты выбирай. Или мы договоримся по-доброму, найдем покупателя, назначим хорошую цену и поделим деньги. Или дом пойдет с молотка, по суду.
Он бросил бумагу на стол.
– Прочти. Здесь все написано...
Исай провел рукой по холодной, шероховатой стене. Он гладил дом, как живое существо.
– Никто не может заставить человека уйти из родного дома. Ни судьи, ни нотариусы, ни полиция.
Марселен расхохотался, раскосые глаза сузились, зубы обнажились по самые десны.
– Вот дурья башка! Да кто ты такой! Кто тебя слушать станет. А будешь упрямиться, тебя упрячут, куда подальше. И не в тюрьму. а в сумасшедший дом. Давно пора!
Перед глазами мелькнула огненная вспышка. В голове кружил водоворот мыслей. Все тело содрогнулось от наполнившей его небывалой силы. Исай встал во весь рост. Занес над головой тяжелые кулаки. Изо рта рвались жалкие нелепые звуки.
– Ти.., ти.., та...
Марселен метнулся к двери, и уже оттуда крикнул:
– Что ты?
В хлеву заблеяли овцы. Исай опустил руки. Воздух отдавал горечью.
– Ты меня разлюбил, Марселен, – сказал он.
Марселен пришел в себя и выпрямился, как после прохода лавины. Он был бледен. Часто моргал глазами. Подбородок у него заострился.
– Как можно тебя любить, – еле слышно проговорил он. – С тобой же невозможно спорить. Ты не способен рассуждать здраво.
Подумай еще. Скажи, что ты согласен. И я забуду обо всем.
Наступило молчание. Дом ждал.
– Это правда, что я не могу помешать продаже?
– Если ты мне не веришь, давай пойдем вместе к нотариусу. Он тебе объяснит. Покажет в книге.
– А когда дом будет продан?
– Я еще не знаю. Мэтр Петифон должен позвонить сегодня вечером.
– Кому?
– Тому господину с севера. Он поговорит с ним о нашем доме.
– По телефону?
– Да. А завтра утром даст мне ответ.
– Значит, дом будет продан завтра утром?
– Да нет же, голова твоя садовая! – воскликнул Марселей. – Завтра утром я просто пойду к мэтру Петифону, и он скажет мне, подходит ли клиенту наш дом.
– . А если подходит?
– Надо будет дождаться его приезда, договориться обо всем. Раньше Рождества он все равно не приедет.
– А если наш дом ему не подходит?
– Тогда поищем другого покупателя.
– Это займет много времени?
– Наверное.
Исай вздохнул с облегчением. Опасность была не так близка.
– Ну что, понял теперь? – спросил Марселен.
– Понял.
– Согласен?
– Нет.
Марселен бросил на него быстрый взгляд – как чернилами брызнул. Он хотел было продолжить спор. Потом провел по воздуху рукой, будто сметал невидимую паутину, и сказал:
– Я не хочу тебя торопить. Обещай мне подумать еще раз. Постепенно ты привыкнешь к этой мысли. А когда все будет позади, ты сам скажешь мне спасибо.
– Я обещаю тебе подумать, – сказал Исай. – Но это ни к чему.
Марселен снял с гвоздя куртку, накинул ее на плечи и вышел. Исай долго не двигался с места. Рот у него открывался и закрывался.
По щекам текли слезы. Потом он пошел, шаркая ногами, к двери. Марселен уже исчез за поворотом дороги.
– Ты куда, Марселен? – крикнул Исай.
Ответа не последовало. Падали редкие снежинки. Горы, наполовину скрытые туманом, незыблемо стояли, как и много веков назад, отрицая возможность перемены как в природе, так и в жизни человека. Их присутствие обнадеживало. Каждый камень, казалось, одобрял Исая. Он поднял с земли дощечку и нехотя стал обстругивать ее ножом: «Это нотариус сбил его с толку». Он вернулся в дом, взял со стола бумагу и медленно прочел: