Блейда мучил голод. Аквия, покачав головой, сказала, что так и будет несколько дней, ибо всякий взошедший посев — даже волосяной — требует питания. Они молча поели, потом разведчик подошел к откинутому пологу и начал всматриваться в быстро густевшую тьму. За весь день — за девять или десять часов — они не встретили ни одного живого существа. Где же те чудища, стаи хищников и орды дикарей, о которых рассказывала колдунья? Не стал ли он жертвой новой хитрости? И что ждет его в Берглионе?
Услышав шорох, он обернулся. Аквия, сбросив верхнюю одежду и свой меховой халатик, натирала грудь и живот мазью. Потом она принялась за ноги — длинные, стройные, изогнувшись, достала до лопаток Блейд смотрел, не чувствуя даже возбуждения, только обиду, он стал зверем, и теперь медведица или самка орангутанга подошла бы ему больше, чем эта женщина.
Когда Аквия подцепила кончиком пальца еще одну капельку янтарного бальзама и стала втирать мазь в ягодицы, он сказал, резко и грубо:
— Зря стараешься! Я не собираюсь спать с тобой.
Женщина рассмеялась — словно зазвенел серебряный колокольчик. Медленными движениями ладоней она продолжала оглаживать поясницу; Блейд видел, как начала розоветь ее снежно-белая, с отливом голубизны, кожа.
— Ты думаешь, что сат-па — любовное средство? — она снова рассмеялась.
— Нет, Риард, это всего лишь согревающая мазь. Сейчас я могу гулять босиком по снегу… не хуже тебя!
— Меня ты согрела другим способом, — буркнул Блейд, отворачиваясь.
На темном небе вспыхнули ледяные звезды, бросая слабый свет на вершины торосов, сторожевым кольцом окруживших юрту, и на застывшую в вечном сне поверхность моря. Разведчик склонил голову, прислушиваясь. Где-то далеко-далеко зародился звук — слабый, но отчетливо слышимый вопль, полный безысходной тоски, такой земной и мучительно знакомый.
Вздрогнув, Блейд резко задернул полог.
Под чужими звездами, в чуждом мире, летел, ширился, звенел в ушах и бился о ледяные глыбы торосов заунывный вой голодной волчьей стаи.
ГЛАВА 4
На следующий день Блейд убил своего первого снежного ящера.
Как и вчера, их нарты мчались по торосистой равнине; собаки сами выбирали дорогу в ледяном хаосе, и Аквия лишь изредка ободряла их возгласом, похожим на звон соприкоснувшихся хрустальных бокалов. Она выглядела довольной и оживленной, и несколько раз пыталась втянуть Блейда в разговор, однако он мрачно молчал. Из головы его не выходило видение бледного нагого женского тела, розовеющего от жара сат-па, согревающего снадобья. Для него она пожалела лишнюю каплю, наградив мерзкой звериной шкурой! Конечно, все эти чудодейственные зелья произвели бы переворот в земной фармакопее, но где гарантия, что питье, предложенное в конце пути, вернет ему прежний облик? Может быть, волосы у него и выпадут, но как бы не отросли рога — или чего похуже!
Смущенная его угрюмым видим, Аквия тоже замолчала, лишь изредка поглядывая на спутника огромными зеленоватыми глазами. Лицо ее посуровело, у губ и век залегли тонкие стрелочки морщинок, светлые пушистые брови сошлись у переносья; казалось. Снежная Королева, грозная и прекрасная, несется на север в леденящей тишине и безмолвии вечных снегов, торосов и стылого недвижного воздуха, озирая по пути свои владения.
Внезапно зрачки Аквии потемнели. Резким окриком придержав псов, она повернулась к разведчику и положила руку в меховой варежке на его предплечье.
— Будь готов, Риард. Нас выследил дайр.
Блейд вышел из своего мрачного раздумья и огляделся. Их упряжка неторопливо двигалась к полосе торосов, протянувшихся в полумиле впереди и похожих на огромные призмы и конуса, в беспорядке сваленные на снежное покрывало. На фоне бледно-фиолетового послеполуденного неба их вершины, то плоские, то напоминающие шпили готического собора, играли кроваво-алыми отблесками под лучами клонившегося к закату солнца. Эти ледяные скалы были сравнительно невысоки — от десяти до тридцати футов — и не являлись серьезным препятствием для путников, меж ними оставалось достаточно места для нарт, и собаки как раз трусили к одному из таких проходов. Видно, он был сквозным — псы обладали непогрешимым чутьем но части выбора дороги.
— Мы можем уйти от него? — спросил разведчик, рассматривая нагромождение льдов впереди; он не слышал ни звука и не замечал ничего угрожающего.
— Нет, — Аквия огорченно покачала головой в островерхом капюшоне. — Это очень быстрый зверь, Риард. Он почуял нас, обошел и спрятался где-то слева, за теми глыбами льда, — женщина вытянула руку, указывая на хаос проросших друг сквозь друга ледяных кубов и пирамид. — Если мы выберем другой путь, дайр снова будет подстерегать нас, пока не возьмет свое — собаку или двух…
— Она помолчала и добавила: — Или меня…
— Тебя? — Блейд покосился на спокойное лицо спутницы.
— Ты слишком велик и силен — даже для дайра. Для одинокого дайра, хочу я сказать, а они редко охотится парами.
— Какой он? — спросил Блейд.
Аквия бросила на него испытующий взгляд.
— Закрой глаза, я покажу.
Разведчик зажмурился, и перед ним вспыхнул неясный размытый образ мощного зверя — с пастью, усаженной двухдюймовыми клыками, сильным мускулистым телом и толстым драконьим хвостом. Его спина, грудь и бока поблескивали, словно изнанка перламутровой раковины, окутывая чудище зыбким сиянием. Как показалось Блейду, размерами и массой дайр немногим уступал йоркширскому быку.
Он открыл глаза, и видение исчезло. Аквия вытерла покрытые испариной виски и глубоко вздохнула. На верхней ее губе тоже выступили росинки пота, быстро превращаясь в крохотные ледяные шарики.
— Как ты учуяла его? — поинтересовался Блейд, поглядывая на собак. Упряжка вела себя спокойно; нарты неторопливо катились к гряде торосов, до которой оставалось ярдов двести.
— Он думает о нас… думает о добыче, о теплом кровавом мясе… Я слышу.
— А собаки что ж?
— Снежный ящер почти не имеет запаха и прячется за торосами… Псам не вынюхать его. Они узнают про дайра только когда зверь кинется на упряжку.
— Они будут сражаться?