- Мы достигли огромного прогресса в наших отношениях, - заметил Блейд, снова улыбаясь в темноте, - теперь мы думаем друг о друге.
Аквия повозилась у его груди.
- Риард?
- Что, милая?
- Когда мы придем в Берглион - что ты будешь делать?
- А что будешь делать ты?
Она помолчала, потом вдруг начала шептать прямо ему в ухо, горячо и сбивчиво:
- Раньше я думала - увидеть и умереть... Теперь я хочу жить... жить! Понимаешь, Риард, когда-то мир был совсем иным, ярким, щедрым... много, много тысяч лет назад... никто не знает теперь, сколько прошло времени с тех пор. Предки... о, предки умели многое! Меняли мир, меняли себя, и то, что я умею - лишь отзвук былых знаний. Летали... да, летали далеко, очень далеко! Многие улетели совсем, немногие - остались... Но мир был по-прежнему прекрасен! - она судорожно вздохнула. - Потом... потом что-то случилось с солнцем... Стало холодно... Льды покрыли Дарсолан, сковали все моря, все земли на севере, на западе и востоке. Леса, травы - все умерло... умерли краски, цвета - зеленый, красный... Лишь на юге остались деревья фиолетовые, как небо на закате... Люди... люди тоже умирают. Мой край, древний Кламстар, опустел... В Городе, - она так и сказала "в Городе", и Блейд понял, что Город - один. - Да, в Городе осталось пять тысяч семей... в поселках - может, еще столько же... - Аквия тесней прижалась к Блейду. - Они не хотели, чтобы я уходила. Таких мало... даже в Доме Властителей, среди избранных, где способности передаются по наследству... Людей же надо лечить... утешать... дарить им легкую смерть...
Вот как все было, думал Блейд, напряженно вслушиваясь в ее шепот. Многие улетели, немногие - остались... Те, кого устраивал родной мир, кто не испытывал тяги к дальним странствиям среди звезд. Они жили на своей прекрасной древней планете долго и счастливо, но все хорошее имеет конец...
Аквия продолжала шептать:
- Но я ушла. Устала... Устала от безысходности! Когда мир умирает, не хочется жить, - понимаешь, Риард? Я решила - дойду до Берглиона или погибну в дороге... Решила - и ушла! Почти убежала...
- Теперь ты знаешь, что доберешься туда, - уверенно произнес Блейд. - И что же?
- Не умру. Буду жить - среди таких же, как я, среди тех, кто пришел туда раньше, кто родился там. И если ты, Риард...
Он понял, что она хочет сказать, и обнял ее, ласково и крепко.
- Сколько смогу, я пробуду с тобой, моя Снежная Королева. У нас еще есть время... - он не сказал, что времени этого мало, очень мало, по любым меркам, земным или берглионским - всего месяца полтора. Он боялся даже подумать об этом, чтобы Аквия, колдунья, не уловила, сколь ничтожным является этот промежуток по сравнению с жизнью. Но ведь случается, что события одного двух дней круто меняют ее, оставляя след, подобный яркому росчерку болида, прилетевшего из неведомых глубин.
- Спасибо, Риард... - серебряный колокольчик вдруг окреп, заговорил в полный голос.
- Ты заразила меня своим Берглионом, - признался Блейд. - Теперь я тоже хочу взглянуть на него. Он даже снился мне как-то раз, хотя я не уверен, что это были мои сны...
Аквия тихонько вздохнула и погладила его плечо. Некоторое время они лежали молча, словно прислушиваясь к мертвой тишине на снежно-фиолетовых равнинах Дарсолана, что раскинулись за тонкой стенкой шатра.
- Аквия?
- Да? - это "да" было теплым и легким, как пушистая шапочка одуванчика, нагретая полуденным солнцем.
- Те, кто живет в Берглионе... Помнящие... они - счастливы? Они не ищут легкой смерти?
- Не знаю... Наверно, нет...
- Сколько их?
- Немного. Сто или сто пятьдесят...
- Откуда ты знаешь?
Женщина приподнялась на локте, нежно разглаживая шерсть на груди Блейда, в слабом свете, исходившем от крохотной печки, лицо ее казалось серьезным и сосредоточенным.
- Нужны новые Помнящие, их слишком мало, Риард. Иногда они шлют посланцев к нам, те ищут подходящих людей, предлагают уйти на север. Некоторые соглашаются, некоторые нет... она покачала головой, глаза ее стали печальными. - Восемь лет назад был гонец, и мои учитель ушел с ним. Ушел тот, который научил меня всему, что я знаю и умею - она снова покачала головой. - Я была совсем еще девчонкой тогда, но помню рассказы посланца. Учитель... он, когда уходил, сказал - пришло его время... и еще сказал - мое время тоже придет... Видишь, так оно и случилось!
* * *
Наступило утро, и они снова отправились в путь. Собаки, накормленные и хорошо отдохнувшие, бежали быстро, нарты, чуть раскачиваясь, плыли по снежной равнине, словно крошечный темный жучок, одолевающий безбрежные пространства гигантского экрана в каком-то вселенском кинотеатре.
Блейд мысленно прокручивал в памяти события последних дней, сортируя их, раскладывая по полочкам, откуда Лейтон в свое время извлечет их, зафиксировав в виде бесстрастного рассказа на магнитофонной ленте.
Мог ли он что-то скрыть? Что касается фактов - бесспорно, нет. Но ощущения, чувства, мысли? Он вспомнил последний разговор в подземельях Тауэра, перед самой отправкой. Да, он был пока что лишь репортером, передававшим внешнюю канву событий, но не обозревателем, толкующим их, способным вникнуть в скрытую от поверхностного взгляда суть. Вернее, он мог вникнуть и вникал, сложности возникали только при изложении.
Как ему рассказать об Аквии? О том, как день ото дня менялись их отношения, о пути, проделанном между обманом и искренностью, о сердечной привязанности, пришедшей на смену телесной страсти? Может быть, Бальзак или Мопассан, великие знатоки женской души, сумели бы это сделать. В его же отчете про Аквию будет сказано сухо и коротко: женщина из южных краев, целительница и знахарка с телепатическими способностями...
Да, в том споре, который затеяли Лейтон и Дж., оба старика были правы! Дж. - потому что справедливо подозревал, что отчеты его подчиненного далеко не полны, Лейтон - намекая на то, что сейчас большего от Ричарда Блейда ждать и требовать нельзя. Придет время, и его мысли, догадки, предположения, чувства, перекипев в котле времени на огне раздумий, примут сколько-нибудь завершенную форму, тогда и только тогда он сумеет подкрепить правду фактов правдой ощущений.