Т е н ь г а е в. Ну что же, вроде бы все правильно. Одного, повторяю, не могу понять: как при всем этом ты стал демагогом и даже… если хочешь, — преступником. Как ты посмел самовольно подключить газ к своему молочному заводу?
М е ф о д ь е в. Ах, вот в чем дело! Куда важнее вопрос — когда вы его отключите.
Т е н ь г а е в. Ты не отшучивайся. Подобными вещами не шутят. Мало того, что ты нарушил порядок в таком серьезном деле, ты своими действиями даешь пищу разным подонкам. (Читает выдержку из жалобы.) «Он же, Мефодьев К. И., достал где-то нелегально стальную трубу и подключил ее к газовой станции и молокозаводу, в то время как малейшее нарушение правил эксплуатации в таком огнеопасном деле грозит смертоубийственным взрывом и человеческими жертвами в наше светлое мирное время. Мы не хотим повторения Хиросимы от руки партейного руководителя Мефодьева. Фролов С. С.»
М е ф о д ь е в. Вот именно. Эс-эс.
Т е н ь г а е в. Дождешься ты от этого Фролова какой-нибудь гадости похлеще, чем эта. Чего вы с ним миндальничаете? Сколько раз вас райком предупреждал?
М е ф о д ь е в (вздохнув). Эх, Афанасий…
Т е н ь г а е в. Где газовую трубу взял?
М е ф о д ь е в. Где взял, там ее уж нет. Ее и потребовалось-то с гулькин нос, завод-то рядом со станцией стоит.
Т е н ь г а е в. Как ты только мог додуматься?
М е ф о д ь е в. Очень просто. Помнишь? Морозы ударили такие, что молоко замерзало, разворачивало автоклавы. За гибель продукции — строгач, за присоединение к газу — тоже строгач. Выбрал — за присоединение.
Т е н ь г а е в. Если все это подтвердится, ты понимаешь, тут не только строгачом пахнет.
М е ф о д ь е в. Подтвердится.
Т е н ь г а е в. Что ты за человек, Кузьма? Блаженный или… Ну, а по остальным жалобам надо с народом поговорить. Интересно, как у такого лихого председателя люди настроены.
М е ф о д ь е в. Почти в каждом доме мастерская, куем оружие, чтобы перерезать горло Советской власти.
Т е н ь г а е в. Я к тебе за сорок километров пылил не глупости твои слушать. И не по шерстке тебя за твои эксперименты гладить. Восстановил против себя чуть ли не пол-артели, опустошаешь колхозную кассу… В коммунизм, видите ли, он опаздывает… Подождешь весь район, одного не пустим… (Пауза.) Я с тобой как с другом начал, по-хорошему, а теперь — обижайся не обижайся, а чтоб на следующем бюро райкома как штык был. (Уходит.)
Слышно курлыкание журавлей.
М е ф о д ь е в (запрокинув голову). Журавли… Домой возвращаются… Тяжело летят… Жалко уезжать… А ведь снимут, наверное… (Уходит.)
З а н а в е с
АКТ ВТОРОЙ
В тот же день.
Декорация первой картины. Идет дождь.
П о л е н ь к а.
Гром. На крыльцо выходит д е д А к и м, снимает старый картуз. Из конюшни вышла Н а с т а с ь я.
Н а с т а с ь я. Чего мокнешь? В избу ступай.
Д е д А к и м. Надоело… Вздохнуть вот… Оно — пользительно…
Н а с т а с ь я. Грибом опять заболеть хочешь?
Д е д А к и м. А хоть бы чем… Надоело, Настёнка.
Н а с т а с ь я. Жить, что ли?
Д е д А к и м. Зачем! Лежать, говорю, надоело. Доктор приказывал углюкоз мне вкалывать. Будут?
Н а с т а с ь я (авторитетно). Не углюкоз, а глюкоз. Придут…
Д е д А к и м. То-то… Землице, говорю, этот дожжик — хорошо, благодатно. И мне дыхать легче — не сушит так… Буланый опять убёг, стреножить бы его надо… Пойду поищу…
Н а с т а с ь я. Надоел ты со своим Буланым. Хотится, ну и ступай.
Дед Аким спускается с крыльца, поскальзывается, падает.
Д е д А к и м. Насть, упал я… подыми…
Настасья и Поленька поднимают деда Акима.
Н а с т а с ь я. Ноги не держат, а туда же… Наездник…
Д е д А к и м. Для пшаницы-то, говорю, дожжик — хорошо.
Н а с т а с ь я. И для картошки не худо. Ступай уж… (Уходит.)
Д е д А к и м. Боговы слезы это — дожжик… Упал я, унученька, поскользнулся… А она — «ноги не держат»… Тьфу, дуреха… Ты — доживи… Голова у меня, унученька, болит. Говорил Настасье — исделай ты настой из армы, ради Христа, — не послушалась. Хучь помирай теперь…