М а т р е н а. Верно, в тенечке отдыхали… Только всем, кто отдыхал… Ох, уж нам тогда Кузьма Илларионович «бюллетени» и прописал!.. А ну тебя, дьявол рыжий, ты давай план по молоку выполняй.
Р ы ж и й. Тетя Мотя, зачем ты о моем горе напомнила? (Плачет.) Травушки-муравушки, коровушки-буренушки…
Б е л ы й. Якобини! Не плачь! Я помогу тебе выполнить план по молоку. Я вырастил чудо-корову, которая не нуждается ни в сене, ни в комбикорме, — она питается исключительно одними резолюциями.
Р ы ж и й. Одними резолюциями?
Б е л ы й. Одними резолюциями.
Р ы ж и й. И больше ничем?
Б е л ы й. И больше абсолютно ничем.
Р ы ж и й. Ур-ра! Анатолий! У нас есть резолюции. Сколько твоей душе угодно. Получай! На весь год твоей чудо-корове жевать хватит.
Появляется «чудо-корова», которую изображают М а ш а и В и к т о р.
Б е л ы й. Моя чудо-корова дает птичье молоко, сухое молоко, сгущенное молоко, пчелиное молоко и, наконец, известковое молоко для строительства нашего дома отдыха.
Р ы ж и й. Хочу птичьего молока!
Б е л ы й. Сколько?
Р ы ж и й. Много! Для продажи государству, детям, телятам, поросятам…
Б е л ы й. Обеспечу! (Кормит «корову» бумагами, они быстро исчезают в ее пасти.)
Белый клоун делает пассы.
Этика, поэтика, кибернетика, арифметика! Готово! Можешь доить!
Р ы ж и й (доит). Анатолий! Это не молоко! Это вода!
Б е л ы й. Из резолюций вытекает.
Смех.
Т е н ь г а е в. Товарищи! Товарищи колхозники! Я… я не рекомендую вам продолжать это представление. Знаешь, как это называется, Кузьма Илларионович?
М е ф о д ь е в. Что?
Т е н ь г а е в. Вот это… Это представление?
М е ф о д ь е в. По-моему, «чудо-корова».
Т е н ь г а е в. А по-моему… По-моему, это…. это… (Хотел сказать что-то чересчур резкое, но сдержался.) Я удивляюсь вам, товарищи колхозники, над чем вы смеетесь?
М а т р е н а. Да ведь смешно вроде.
Т е н ь г а е в. Что — смешно? Да разве это здоровая критика наших недостатков? Вы гордость нашего района и позволяете так смеяться над собой. Разве так надо критиковать? Да если миссис Стейнфорд покажет там кадры, которые она только что сняла… Американцам — вот кому будет смешно. Нам же, Кузьма Илларионович, должно быть стыдно.
В а р в а р а. За что Мефодьеву-то должно быть стыдно? Правду клоуны показывают. Знаете, почему у нас кормов не хватило? Потому что из района ваш приказ пришел — половину сена продать соседнему совхозу по себестоимости.
М а т р е н а. Глядь, к весне-то опять без кормов и остались.
Т е н ь г а е в. Что, что? Не понял!
Е г о р. А не отдали, глядишь бы, и выкрутились.
Ф а и н а. Разрешите мне сказать!..
Т е н ь г а е в (удивлен). О чем?
Ф а и н а. Об этом… Обо всем…
Е г о р. Пусть скажет.
Т е н ь г а е в. Вот как они — товарищи колхозники.
Г о л о с а. Чего там! Нехай!
— Говори, Фаина Григорьевна!
— Поделись опытом!
— Скажи свои мысли!
Ф а и н а. Да, я сняла этих клоунов. Дома сынишкам хотела показать. Только им, никому больше. А если нельзя, то я эту пленку уничтожу, выброшу… Да не об этом, земляки дорогие, мой разговор будет… Двадцать пять лет не была я здесь. Хоть и ферма у мужа, не бедно вроде живем, да только вы мне не завидуйте, вся наша жизнь — в кредит: и земля, и ферма, и машины — всё… Дай бог до смерти расплатиться. Работаем от зари до зари, иначе погибнем, по миру пойдем всей семьей, там уж никто тебе не поможет, никто в беде руки не протянет — затопчут. Да, о чем, бишь, я? Ах да, вот вы говорите — скотину без корма оставили. А я вот что скажу, люди добрые. Сами вы в этом виноваты, сами, никто больше. Насмотрелась я за сегодняшнее утро. Какое утро было! Сухое, солнечное, с рассвета можно было сеять, а вы душой-то все еще в своих огородах. В поле-то многих из вас повезли, когда уж тучи набежали, пять часов золотого времени потеряли. И это для себя-то, на своей родной земле! А ведь со стороны поглядеть, и выходит… (Смолкла.)
Х а з о в. Да не мнитесь вы, Фаина Григорьевна, нам правда никогда не мешала. Лодыри мы иной раз бываем для своего колхоза, так и говорите.
Ф а и н а. Может, это кому и обидным покажется, да только сказала, что думала. Эх, земляки мои дорогие, мало любите вы свою землю, да и самих себя не уважаете.