П е т р П е т р о в и ч. Павел Ильич! Друг! Милый!
П а в е л И л ь и ч (радостно). Петя! Петр Петрович!
Устремляются навстречу друг другу, шумно обнимаются.
П е т р П е т р о в и ч. С конца войны! Боже ж ты мой!
П а в е л И л ь и ч. С ума сойти — двадцать пять лет! И хоть бы ты, Петро, вот настолечко постарел.
П е т р П е т р о в и ч. Оно, гляжу, и твой волос на серебро не дюже щедрый: за четверть века седины на гривенник кинул, не больше.
П а в е л И л ь и ч. Ах, комиссар, комиссар!
П е т р П е т р о в и ч (в тон). Ах, командир, командир!
П а в е л И л ь и ч. До чего же рад я!
П е т р П е т р о в и ч. Помнишь, Паша, прорывы в тылы фашистские? А лихих конников наших?
П а в е л И л ь и ч. А генерала Доватора? А рейд под Рузу?
П е т р П е т р о в и ч. Помню. Все, Павлуша, до буковки, до маковки помню. Солнце над родной землей удержали. Да разве ж можно забыть такое?
П а в е л И л ь и ч. Откуда ты, какими судьбами?
П е т р П е т р о в и ч. Из Солнцеморска. Проездом. Сказали мне, что Выдуваева тут можно встретить, нашего полкового ветврача. Помнишь его?
П а в е л И л ь и ч. Семена-то? Да кто его, чертяку, забудет, жив не будет. Он мне тоже вот так (жест) нужен. Я тоже его после войны ни разу не видал.
П е т р П е т р о в и ч. И с тобою мне ни разу не довелось встретиться.
П а в е л И л ь и ч. Ни разу навестить после войны не мог? Сердца у тебя, Петро, нет.
П е т р П е т р о в и ч. Верно. Каждому человеку, которого я на сцене изображал, по кусочку отдал… Вот и разбазарил Петр Тасов свое сердце.
П а в е л И л ь и ч. На пенсию отваливай.
П е т р П е т р о в и ч. Уже отвалил. А ты?
П а в е л И л ь и ч. Я, старый дурень, после войны сельскохозяйственный институт заочно окончил. Работаю начальником областного управления сельского хозяйства. На пенсию, дьяволы, никак не отпускают.
П е т р П е т р о в и ч. Ох, до чего же, чертушка, я рад видеть тебя!
П е т р П е т р о в и ч. А ты чего на ипподроме забыл?
П а в е л И л ь и ч. Душа у меня кавалерийская, Петя. Каждым случаем пользуюсь, чтобы на коней полюбоваться. Так во мне, видно, это теперь до могилы останется. Хорошо! Люблю!
П е т р П е т р о в и ч. Да, кавалерия!.. Помнишь? (Запевает.)
П а в е л И л ь и ч (подхватывает).
В м е с т е.
У кассы, где делают ставки, возникает шум.
П е р в ы й и г р о к. Я просил на Улыбку, а вы что даете?
В т о р о й и г р о к. Я прошу не на третий заезд, а на пятый.
Т р е т и й и г р о к. И со мной — всё перепутали.
Ч е т в е р т ы й и г р о к. Верните деньги!
К а с с и р (высовывается из окошечка, Павлу Ильичу и Петру Петровичу). Безобразие! Граждане, вы не даете мне работать. Здесь ипподром, а не Большой театр.
Г о л о с а. В самом деле!
— Безобразие!
— Другого места не нашли!
П р о д а в щ и ц а м о р о ж е н о г о. Не мешайте им, ну пожалуйста! Так интересно посмотреть, как фронтовики встречаются. Я никогда не видела.
К а с с и р. А если деньги передам, начёт на мою шею, да?
П р о д а в щ и ц а м о р о ж е н о г о (грустно). Вы — только о деньгах…
Павел Ильич и Петр Петрович уходят. Раздается дружный возглас многотысячной толпы: «Прометей! Прометей!» Финальный колокол. К окошечкам касс тотализатора устремляется группа игроков. Гвалт, суматоха. На сцену выбегает К о ш е ч к и н, с ним — т р и д е в у ш к и с модными прическами, в модных мини-нарядах.
К о ш е ч к и н (кричит). Тиш-ше! Любители конного спорта! Пропустите без очереди виднейшего знатока и ценителя, почетного гражданина на благородной ниве развития конского поголовья в пределах нашей родины Семена Семеновича Выдуваева!
Невозмутимо прорезая толпу, к кассе важно и чинно идет В ы д у в а е в. Выдуваев наклоняется к окошечку кассы и отваливается от него с пачками денег в обеих руках. Вокруг — завистливые вздохи, восклицания.