П а в е л. Железная она, Ермил, медная проволока требуется. Узнаю у инженеров, может, на первый случай и такая сгодится.
Я р о с ь к а. Сгодится! Сгодится! Ты не спорь! Только чур, елистричество — мне первому.
П а л и ш и н. Как ты ее допёр?
Я р о с ь к а. Сам дивуюсь — откуда сила взялась. Катом катил, а где агромадный сугроб — на таран шел. Робятенки подсобили… Вон они, скворцы, — щебечут…
Слышны детские голоса, лица детей показываются в окнах.
(Подбегает к окну.) Кш!.. (Павлу.) Там еще два мотка таких. Коль надо…
П а в е л. Где ты взял, спрашиваю?
Я р о с ь к а. На старой почте, в сарае, в солому были закопанные. Еще при земстве, до Советской власти, значит, техники телеграфную линию на Москву тянули… Видать, осталась у них, припрятали. А я однова зимой, ночью, пьяный шел, замерз как цуцик, завернул в тот сарай, в солому зарылся. Что такое, метла-метелочка, думаю. Вроде кругом солома, греть должна, а она к моему заду холодным огнем прикипает… Начал рыть — узрил… Ей-бо, не вру. Святой крест, чистая, икона лик божьей матери с младенцем. (Весело-отчаянно.) Молчал! Столь времени молчал, терпел, знал, что елистричество в Мокром Узене будем проводить. Тогда же хотел конфисковать — не стал. Зачем мне? Пропить это — не причина. Тепереча я свой пай исделал, давай пиши, что проволокой обеспечил Ермил Карась, по-улишному — Яроська. (Вдруг — просто, прозаически.) Налей, Пашок, на дорогу посошок. С устатку. Испарину сбить. (Выпил, крякнул.) Ладно, пошел я. После запишешь. Пусть у тебя на сохранении будет. Сейчас еще два мотка прикатаю. (Подошел к двери, приплясывает, поет.)
(Уходит.)
Пауза.
П а л и ш и н. Не связывался бы ты, Павел, с ворованным. Либо што ты Яроську не знаешь? Первый пьяница и забулдыга. Подведет он тебя под монастырь.
П а в е л. Он не украл. Слыхали же.
П а л и ш и н. Ты — верь.
П а в е л. Оприходуем, по акту примем.
П а л и ш и н. Ну, пошел я.
П а в е л. Заходите, всегда будем рады.
П а л и ш и н. Да зато мне тут радость не завсегда светит. (Пауза.) Значится, не сошлись?
П а в е л. Не судьба, видать.
П а л и ш и н. Судьба — индейка. Пером красуется, пока не сожрут.
П а в е л. На меня намек делаете?
П а л и ш и н. Догадлив.
П а в е л. Не съедобный я.
П а л и ш и н. Да и я человечиной не питаюсь. Хотел по совести, по-божески. Родня все же…
П а в е л. Я еще, Платон Ипполитович, вот что сказать хочу… Василина больше к вам ходить не будет. Не серчайте.
П а л и ш и н. Что так? Чем ее в родном дому прогневили?
П а в е л. И помощи нам от вас не надо. С голоду не помираем. И — не помрем.
П а л и ш и н. Что это ты, Пашка, все о смерти? Не к добру.
П а в е л. Я смерть сто раз видал, вот так, как вас. А с Василиной вы нас все равно не разлучите. Любит она меня. А то, что бедный я, так поймет — не век таким буду.
П а л и ш и н. Дай-то бог вашему теляти волка съесть. (Подошел вплотную.) Попомни и ты, зятек: пока я жив, пока по Мокрому Узеню ноги меня носят, никакого электричества тут не будет. Жили и без него, слава богу. Уразумел?
П а в е л. Будет электричество. Даже очень скоро.
П а л и ш и н. Один из нас не доживет, сердцем чую. Прощевай.
П а в е л. Здоровы будьте.
Палишин идет к выходу, сталкивается в дверях с В а с и л и н о й.
В а с и л и н а. Тятянь!..
П а л и ш и н. Не провожай… Запрещено тебе с отцом родным общение иметь. (Уходит.)
В а с и л и н а (подбегает к Павлу, взволнованно). Пашенька! Друг твой… Этот, бородатый… Откажи ему в хлебах… Пусть уходит с богом, недобрый он человек, боюсь я его…
П а в е л. Ты про кого? Про Никифора? Так это он на вид страшный, бородищу, дурень, отрастил — девок, баб да маленьких ребятенков пугать. Будто леший.
В а с и л и н а. Уйдет, уйдет пусть! Глаза у него не настоящие, обман в них… Паша, наше женское сердце редко обманывает, пусть у кого другого живет.
П а в е л. Невозможно это, Василина, я сам его позвал. Для важного дела. Помощь мне его требуется.
В а с и л и н а. Гляди, Пашенька, не пожалей.
П а в е л (вспылил). Да что вы меня со своим батей все стращаете?